Page 46 - Дворянское гнездо

XXIX

Марья Дмитриевна не слишком ласково приняла Лаврецкого, когда он явился к ней на
следующий день. «Вишь, повадился», – подумала она. Он ей сам по себе не очень нравился,
да и Паншин, под влиянием которого она находилась, весьма коварно и небрежно похвалил
его накануне. Так как она не считала его гостем и не полагала нужным занимать
родственника, почти домашнего человека, то и получаса не прошло, как он уже шел с Лизой
в саду по аллее. Леночка и Шурочка бегали в нескольких шагах от них по цветнику.
Лиза была спокойна по обыкновению, но более обыкновенного бледна. Она достала из
кармана и протянула Лаврецкому мелко сложенный лист журнала.
– Это ужасно! – промолвила она. Лаврецкий ничего не отвечал.
– Да, может быть, это еще и неправда, – прибавила Лиза.
– Оттого-то я и просил вас не говорить об этом никому. Лиза прошлась немного.
– Скажите, – начала она, – вы не огорчены? нисколько?
– Я сам не знаю, что я чувствую, – отвечал Лаврецкий.
– Но ведь вы ее любили прежде?
– Любил.
– Очень?
– Очень.
– И не огорчены ее смертью?
– Она не теперь для меня умерла.
– Это грешно, что вы говорите… Не сердитесь на меня. Вы меня называете своим
другом: друг все может говорить. Мне, право, даже страшно… Вчера у вас такое нехорошее
было лицо… Помните, недавно, как вы жаловались на нее? – а ее уже тогда, может быть, на
свете не было. Это страшно. Точно это вам в наказание послано. Лаврецкий горько
усмехнулся.
– Вы думаете?.. – По крайней мере я теперь свободен. Лиза слегка вздрогнула.
– Полноте, не говорите так. На что вам ваша свобода? Вам не об этом теперь надо
думать, а о прощении…
– Я давно ее простил, – перебил Лаврецкий и махнул рукой.
– Нет, не то, – возразила Лиза и покраснела. – Вы не так меня поняли. Вы должны
позаботиться о том, чтобы вас простили…
– Кому меня прощать?
– Кому? Богу. Кто же может нас простить, кроме бога? Лаврецкий схватил ее за руку.
– Ах, Лизавета Михайловна, поверьте, – воскликнул он, – я и так довольно был наказан.
Я уже все искупил, поверьте.
– Это вы не можете знать, – проговорила Лиза вполголоса. – Вы забыли, – еще недавно,
вот когда вы со мной говорили, вы не хотели ее прощать. Оба молча прошлись по аллее.
– А что же ваша дочь? – спросила вдруг Лиза и остановилась. Лаврецкий встрепенулся.
– О, не беспокойтесь! Я уже послал письма во все места. Будущность моей дочери, как
вы ее… как вы говорите… обеспечена. Не беспокойтесь. Лиза печально улыбнулась.
– Но вы правы, – продолжал Лаврецкий, – что мне делать с моей свободой? На что мне
она?
– Когда вы получили этот журнал? – промолвила Лиза, не отвечая на его вопрос.
– На другой день после вашего посещения.
– И неужели… неужели вы даже не заплакали?
– Нет. Я был поражен; но откуда было взяться слезам? Плакать о прошедшем – да ведь
оно у меня все выжжено!.. Самый проступок ее не разрушил мое счастие, а доказал мне
только, что его вовсе никогда не бывало. О чем же тут было плакать? Впрочем, кто знает? Я,
может быть, был бы более огорчен, если б я получил это известие двумя неделями раньше…
– Двумя неделями? – возразила Лиза. – Да что ж такое случилось в эти две недели?