Page 74 - Дворянское гнездо

– Да, – сказала она глухо, – мы скоро были наказаны.
– Наказаны, – проговорил Лаврецкий. – За что же вы-то наказаны?
Лиза подняла на него свои глаза. Ни горя, ни тревоги они не выражали; они казались
меньше и тусклей. Лицо ее было бледно; слегка раскрытые губы тоже побледнели. Сердце в
Лаврецком дрогнуло от жалости и любви.
– Вы мне написали: все кончено, – прошептал он, – да, все кончено – прежде чем
началось.
– Это все надо забыть, – проговорила Лиза, – я рада, что вы пришли; я хотела вам
написать, но этак лучше. Только надо скорее пользоваться этими минутами. Нам обоим
остается исполнить наш долг. Вы, Федор Иваныч, должны примириться с вашей женой.
– Лиза!
– Я вас прошу об этом; этим одним можно загладить… все, что было. Вы подумаете – и
не откажете мне.
– Лиза, ради бога, вы требуете невозможного. Я готов сделать все, что вы прикажете;
но теперь примириться с нею!.. Я согласен на все, я все забыл; но не могу же я заставить свое
сердце… Помилуйте, это жестоко!
– Я не требую от вас… того, что вы говорите; не живите с ней, если вы не можете; но
примиритесь, – возразила Лиза и снова занесла руку на глаза. – Вспомните вашу дочку;
сделайте это для меня.
– Хорошо, – проговорил сквозь зубы Лаврецкий, – это я сделаю, положим; этим я
исполню свой долг. Ну, а вы – в чем же ваш долг состоит?
– Про это я знаю. Лаврецкий вдруг встрепенулся.
– Уж не собираетесь ли вы выйти за Паншина? – спросил он. Лиза чуть заметно
улыбнулась.
– О нет! – промолвила она.
– Ах, Лиза, Лиза! – воскликнул Лаврецкий, – как бы мы могли быть счастливы! Лиза
опять взглянула на него.
– Теперь вы сами видите, Федор Иваныч, что счастье зависит не от нас, а от бога.
– Да, потому что вы…
Дверь из соседней комнаты быстро растворилась, и Марфа Тимофеевна вошла с чепцом
в руке.
– Насилу нашла, – сказала она, становясь между Лаврециим и Лизой, – Сама его
заложила. Вот что значит старость-то, беда! А впрочем, и молодость не лучше. Что, ты сам с
женой в Лаврики поедешь? – прибавила она, оборотясь к Федору Иванычу.
– С нею в Лаврики? я? Не знаю, – промолвил он, погодя немного.
– Ты вниз не сойдешь?
– Сегодня – нет.
– Ну, хорошо, как знаешь; а тебе, Лиза, я думаю, надо бы вниз пойти. Ах, батюшки
светы, я и забыла снегирю корму насыпать. Да вот постойте, я сейчас… И Марфа
Тимофеевна выбежала, не надев чепца. Лаврецкий быстро подошел к Лизе.
– Лиза, – начал он умоляющим голосом, – мы расстаемся навсегда, сердце мое
разрывается, – дайте мне вашу руку на прощание.
Лиза подняла голову. Ее усталый, почти погасший взор остановился на нем…
– Нет, – промолвила она и отвела назад уже протянутую руку, – нет, Лаврецкий (она в
первый раз так его называла), не дам я вам моей руки. К чему? Отойдите, прошу вас. Вы
знаете, я вас люблю… да, я люблю вас, – прибавила она с усилием, – но нет… нет. И она
поднесла платок к своим губам.
– Дайте мне по крайней мере этот платок.
Дверь скрыпнула… Платок скользнул по коленям Лизы. Лаврецкий подхватил его,
прежде чем он успел упасть на пол, быстро сунул его в боковой карман и, обернувшись,
встретился глазами с Марфой Тимофеевной.
– Лизочка, мне кажется, тебя мать зовет, – промолвила старушка. Лиза тотчас встала и