Page 42 - Дуэль
P. 42
отправились к фон Корену, чтобы поговорить насчет дуэли.
Около своей квартиры Лаевский встретил Ачмианова. Молодой человек запыхался и
был возбужден.
— А я вас ищу, Иван Андреич! — сказал он. — Прошу вас, пойдемте скорее…
— Куда?
— Вас желает видеть один не знакомый вам господин, который имеет до вас очень
важное дело. Он убедительно просит вас прийти на минутку. Ему нужно о чем-то поговорить
с вами… Для него это всё равно, как жизнь и смерть…
Волнуясь, Ачмианов проговорил это с сильным армянским акцентом, так что у него
вышло не «жизнь», а «жизень».
— Кто он такой? — спросил Лаевский.
— Он просил не говорить его имени.
— Скажите ему, что я занят. Завтра если угодно…
— Как можно! — испугался Ачмианов. — Он хочет сказать вам такое очень важное для
вас… очень важное! Если не пойдете, то случится несчастье.
— Странно… — пробормотал Лаевский, не понимая, почему Ачмианов так возбужден
и какие это тайны могут быть в скучном, никому не нужном городишке. — Странно, —
повторил он в раздумье. — Впрочем, пойдемте. Всё равно.
Ачмианов быстро пошел вперед, а он за ним. Прошли по улице, потом переулком.
— Как это скучно, — сказал Лаевский.
— Сейчас, сейчас… Близко.
Около старого вала они прошли узким переулком между двумя огороженными
пустырями, затем вошли в какой-то большой двор и направились к небольшому домику…
— Это дом Мюридова, что ли? — спросил Лаевский.
— Да.
— Но зачем мы идем задворками, не понимаю? Могли бы и улицей. Там ближе…
— Ничего, ничего…
Лаевскому показалось также странным, что Ачмианов повел его к черному ходу и
замахал ему рукой, как бы приглашая его идти потише и молчать.
— Сюда, сюда… — сказал Ачмианов, осторожно отворяя дверь и входя в сени на
цыпочках. — Тише, тише, прошу вас… Могут услышать.
Он прислушался, тяжело перевел дух и сказал шёпотом:
— Отворите вот эту дверь и войдите… Не бойтесь.
Лаевский, недоумевая, отворил дверь и вошел в комнату с низким потолком и
занавешенными окнами. На столе стояла свеча.
— Кого нужно? — спросил кто-то в соседней комнате. — Ты, Мюридка?
Лаевский повернул в эту комнату и увидел Кирилина, а рядом с ним Надежду
Федоровну.
Он не слышал, что ему сказали, попятился назад и не заметил, как очутился на улице.
Ненависть к фон Корену и беспокойство — всё исчезло из души. Идя домой, он неловко
размахивал правой рукой и внимательно смотрел себе под ноги, стараясь идти по гладкому.
Дома, в кабинете, он, потирая руки и угловато поводя плечами и шеей, как будто ему было
тесно в пиджаке и сорочке, прошелся из угла в угол, потом зажег свечу и сел за стол…
XVI
— Гуманитарные науки, о которых вы говорите, тогда только будут удовлетворять
человеческую мысль, когда в движении своем они встретятся с точными науками и пойдут с
ними рядом. Встретятся ли они под микроскопом, или в монологах нового Гамлета, или в
новой религии, я не знаю, но думаю, что земля покроется ледяной корой раньше, чем это
случится. Самое стойкое и живучее из всех гуманитарных знаний — это, конечно, учение
Христа, но посмотрите, как даже оно различно понимается! Одни учат, чтобы мы любили