Page 113 - Идиот

остолбенел на месте, что некоторое время похож был на каменного истукана, смотря своим
неподвижным и испуганным взглядом и скривив рот в какую-то в высшей степени
недоумевающую улыбку, - точно в посещении князя он находил что-то невозможное и почти
чудесное. Князь хоть и ожидал чего-нибудь в этом роде, но даже удивился.
- Парфен, может, я не кстати, я ведь и уйду, - проговорил он наконец в смущении.
- Кстати! кстати! - опомнился, наконец, Парфен, - милости просим, входи!
Они говорили друг другу ты. В Москве им случалось сходиться часто и подолгу, было
даже несколько мгновений в их встречах, слишком памятно запечатлевшихся друг у друга в
сердце. Теперь же они месяца три слишком как не видались.
Бледность и как бы мелкая, беглая судорога все еще не покидали лица Рогожина. Он
хоть и позвал гостя, но необыкновенное смущение его продолжалось. Пока он подводил
князя к креслам и усаживал его к столу, тот случайно обернулся к нему и остановился под
впечатлением чрезвычайно странного и тяжелого его взгляда. Что-то как бы пронзило князя
и вместе с тем как бы что-то ему припомнилось - недавнее, тяжелое, мрачное. Не садясь и
остановившись неподвижно, он некоторое время смотрел Рогожину прямо в глаза; они еще
как бы сильнее блеснули в первое мгновение. Наконец, Рогожин усмехнулся, но несколько
смутившись и как бы потерявшись.
- Что ты так смотришь пристально? - пробормотал он: - садись!
Князь сел.
- Парфен, - сказал он, - скажи мне прямо, знал ты, что я приеду сегодня в Петербург,
или нет?
- Что ты приедешь, я так и думал, и видишь, не ошибся, - прибавил тот, язвительно
усмехнувшись, - но почем я знал, что ты сегодня приедешь?
Некоторая резкая порывчатость и странная раздражительность вопроса,
заключавшегося в ответе, еще более поразили князя.
- Да хоть бы и знал, что сегодня, из-за чего же так раздражаться? - тихо промолвил
князь в смущении.
- Да ты к чему спрашиваешь-то?
- Давеча, выходя из вагона, я увидел пару совершенно таких же глаз, какими ты сейчас
сзади поглядел на меня.
- Вона! Чьи же были глаза-то? - подозрительно пробормотал Рогожин. Князю
показалось, что он вздрогнул.
- Не знаю; в толпе, мне даже кажется, что померещилось; мне начинает все что-то
мерещиться. Я, брат Парфен, чувствую себя почти в роде того, как бывало со мной лет пять
назад, еще когда припадки приходили.
- Что ж, может и померещилось; я не знаю… - бормотал Парфен.
Ласковая улыбка на лице его очень не шла к нему в эту минуту, точно в этой улыбке
что-то сломалось, и как будто Парфен никак не в силах был склеить ее, как ни пытался.
- Что ж, опять за границу, что ли? - спросил он и вдруг прибавил: - А помнишь, как мы
в вагоне, по осени, из Пскова ехали, я сюда, а ты… в плаще-то, помнишь, штиблетишки-то?
И Рогожин вдруг засмеялся, в этот раз с какою-то откровенною злобой, и точно
обрадовавшись, что удалось хоть чем-нибудь ее выразить.
- Ты здесь совсем поселился? - спросил князь, оглядывая кабинет.
- Да, я у себя. Где же мне и быть-то?
- Давно мы не видались. Про тебя я такие вещи слышал, что как будто и не ты.
- Мало ли что не наскажут, - сухо заметил Рогожин.
- Однако же ты всю компанию разогнал; сам вот в родительском доме сидишь, не
проказишь. Что ж, хорошо. Дом-то твой или ваш общий?
- Дом матушкин. К ней сюда чрез коридор.
- А где брат твой живет?
- Брат Семен Семеныч во флигеле.
- Семейный он?