Page 117 - Идиот

как ты во сне дышала, да как раза два шевельнулась…" - "Да ты, засмеялась она, пожалуй и о
том, что меня избил, не думаешь и не помнишь?" - "Может, говорю, и думаю, не знаю." - "А
коли не прощу и за тебя не пойду?" - "Сказал, что утоплюсь". - "Пожалуй, еще убьешь перед
этим…" Сказала и задумалась. Потом осердилась и вышла. Через час выходит ко мне такая
сумрачная: "Я, говорит, пойду за тебя, Парфен Семенович, и не потому что боюсь тебя, а все
равно погибать-то. Где ведь и лучше-то? Садись, говорит, тебе сейчас обедать подадут. А
коли выйду за тебя, прибавила, то я тебе верною буду женой, в этом не сомневайся и не
беспокойся". Потом помолчала и говорит: "все-таки ты не лакей; я прежде думала, что ты
совершенный как есть лакей". Тут и свадьбу назначила, а через неделю к Лебедеву от меня и
убежала сюда. Я как приехал, она и говорит: "Я от тебя не отрекаюсь совсем; я только
подождать еще хочу, сколько мне будет угодно, потому я все еще сама себе госпожа. Жди и
ты, коли хочешь". Вот как у нас теперь… Как ты обо всем этом думаешь, Лев Николаевич?
- Сам как ты думаешь? - переспросил князь, грустно смотря на Рогожина.
- Да разве я думаю! - вырвалось у того. Он хотел было еще что-то прибавить, но
промолчал в неисходной тоске. Князь встал и хотел опять уходить.
- Я тебе все-таки мешать не буду, - тихо проговорил он, почти задумчиво, как бы
отвечая какой-то своей внутренней, затаенной мысли.
- Знаешь, что я тебе скажу! - вдруг одушевился Рогожин, и глаза его засверкали: - как
это ты мне так уступаешь, не понимаю? Аль уж совсем ее разлюбил? Прежде ты все-таки
был в тоске; я ведь видел. Так для чего же ты сломя-то голову сюда теперь прискакал? Из
жалости? (И лицо его искривилось в злую насмешку.) Хе-хе!
- Ты думаешь, что я тебя обманываю? - спросил князь.
- Нет, я тебе верю, да только ничего тут не понимаю. Вернее всего то, что жалость твоя,
пожалуй, еще пуще моей любви!
Что-то злобное и желавшее непременно сейчас же высказаться загорелось в лице его.
- Что же, твою любовь от злости не отличишь, - улыбнулся князь, - а пройдет она, так,
может, еще пуще беда будет. Я, брат Парфен, уж это тебе говорю…
- Что зарежу-то?
Князь вздрогнул.
- Ненавидеть будешь очень ее за эту же теперешнюю любовь, за всю эту муку, которую
теперь принимаешь. Для меня всего чуднее то, как она может опять идти за тебя? Как
услышал вчера - едва поверил, и так тяжело мне стало. Ведь уж два раза она от тебя
отрекалась и из-под венца убегала, значит, есть же предчувствие!.. Что же ей в тебе-то
теперь? Неужели твои деньги? Вздор это. Да и деньги-то, небось, сильно уж порастратил.
Неужто чтобы только мужа найти? Так ведь она могла бы и кроме тебя найти. Всякого,
кроме тебя, лучше, потому что ты и впрямь, пожалуй, зарежешь, и она уж это слишком,
может быть, теперь понимает. Что ты любишь-то ее так сильно? Правда, вот это разве… Я
слыхивал, что есть такие, что именно этакой любви ищут… только…
Князь остановился и задумался.
- Что ты опять усмехнулся на отцов портрет? - спросил Рогожин, чрезвычайно
пристально наблюдавший всякую перемену, всякую беглую черту в лице князя.
- Чего я усмехнулся? А мне на мысль пришло, что если бы не было с тобой этой
напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы
стал, да и в весьма скором времени. Засел бы молча один в этом доме с женой, послушною и
бессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку не веря, да и не нуждаясь в
этом совсем и только деньги молча и сумрачно наживая. Да много-много, что старые бы
книги когда похвалил, да двуперстным сложением заинтересовался, да и то разве к
старости…
- Насмехайся. И вот точь-в-точь она это же самое говорила недавно, когда тоже этот
портрет разглядывала! Чудно как вы во всем заодно теперь…
- Да разве она уж была у тебя? - с любопытством спросил князь.
- Была. На портрет долго глядела, про покойника расспрашивала. "Ты вот точно такой