Page 138 - Идиот
P. 138

Всю жизнь терпеть не могла стихов, точно предчувствовала. Ради бога, князь, потерпи, нам с
               тобой, видно, вместе терпеть приходится, - обратилась она к князю Льву Николаевичу. Она
               была очень раздосадована.
                     Князь  Лев  Николаевич  хотел  было  что-то  сказать,  но  ничего  не  мог  выговорить  от
               продолжавшегося  смущения.  Одна  только  Аглая,  так  много  позволившая  себе  в  своей
               "лекции",  не  сконфузилась  ни  мало,  даже  как  будто  рада  была.  Она тотчас же встала,  все
               попрежнему серьезно и важно, с таким видом, как будто заранее к тому готовилась и только
               ждала  приглашения,  вышла  на  средину  террасы  и  стала  напротив  князя,  продолжавшего
               сидеть в своих креслах. Все с некоторым удивлением смотрели на нее, и почти все  - князь
               Щ.,  сестры,  мать  -  с  неприятным  чувством  смотрели  на  эту  новую  приготовлявшуюся
               шалость, во всяком случае несколько далеко зашедшую. Но видно было, что Аглае нравилась
               именно  вся  эта  аффектация,  с  которою  она  начинала  церемонию  чтения  стихов.  Лизавета
               Прокофьевна чуть было не прогнала ее на место, но в ту самую минуту, как только было
               Аглая начала декламировать известную балладу, два новые гостя, громко говоря, вступили с
               улицы на террасу. Это были генерал Иван Федорович Епанчин и вслед за ним один молодой
               человек. Произошло маленькое волнение.


                                                             VII.


                     Молодой  человек,  сопровождавший  генерала,  был  лет  двадцати  восьми,  высокий,
               стройный,  с  прекрасным  и  умным  лицом,  с  блестящим,  полным  остроумия  и  насмешки
               взглядом больших черных глаз. Аглая даже и не оглянулась на него и продолжала чтение
               стихов,  с  аффектацией  продолжая  смотреть  на  одного  только  князя и обращаясь только  к
               нему одному. Князю стало явно, что все это она делает с каким-то особенным расчетом. Но,
               по крайней мере, новые гости несколько поправили его неловкое положение. Завидев их, он
               привстал, любезно кивнул издали головой генералу, подал знак, чтобы не прерывали чтения,
               а сам  успел  отретироваться за кресла, где, облокотясь левою рукой на спинку, продолжал
               слушать балладу уже, так сказать, в более удобном и не в таком "смешном" положении, как
               сидя в креслах. С своей стороны Лизавета Прокофьевна повелительным жестом махнула два
               раза  входившим,  чтоб  они  остановились.  Князь,  между  прочим,  слишком  интересовался
               новым своим гостем, сопровождавшим генерала; он ясно угадал  в нем Евгения Павловича
               Радомского, о котором уже много слышал и не раз думал. Его сбивало одно только штатское
               платье  его;  он  слышал,  что Евгений  Павлович  военный.  Насмешливая  улыбка  бродила  на
               губах  нового  гостя  во  все  время  чтения  стихов,  как  будто  и  он  уже  слышал  кое-что  про
               "рыцаря бедного".
                     "Может быть, сам и выдумал", подумал князь про себя.
                     Но совсем другое было с Аглаей. Всю первоначальную аффектацию и напыщенность, с
               которою она выступила читать, она прикрыла такою серьезностью и таким проникновением
               в  дух  и  смысл  поэтического  произведения,  с  таким  смыслом  произносила  каждое  слово
               стихов, с такою высшею простотой проговаривала их, что в конце чтения не только увлекла
               всеобщее  внимание,  но  передачей  высокого  духа  баллады  как  бы  и  оправдала  отчасти  ту
               усиленную аффектированную важность, с которою она так торжественно вышла на средину
               террасы.  В  этой  важности  можно  было  видеть  теперь  только  безграничность  и,  пожалуй,
               даже наивность ее уважения к тому, что она взяла на себя передать. Глаза ее блистали, и
               легкая, едва заметная судорога вдохновения и восторга раза два прошла по ее прекрасному
               лицу. Она прочла:
                     Жил на свете рыцарь бедный Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный,
               Духом смелый и прямой.
                     Он имел одно виденье, Непостижное уму, - И глубоко впечатленье В сердце врезалось
               ему.
   133   134   135   136   137   138   139   140   141   142   143