Page 214 - Идиот

возьми! - вскрикнул он, точно обжегшись: - неужели я мог серьезно поставить такой глупый
эпиграф?.. Послушайте, господа!.. уверяю вас, что все это в конце-концов, может быть,
ужаснейшие пустяки! Тут только некоторые мои мысли… Если вы думаете, что тут…
что-нибудь таинственное или… запрещенное… одним словом…
- Читали бы без предисловий, - перебил Ганя.
- Завилял! - прибавил кто-то.
- Разговору много, - ввернул молчавший все время Рогожин. Ипполит вдруг посмотрел
на него, и когда глаза их встретились, Рогожин горько и желчно осклабился и медленно
произнес странные слова:
- Не так этот предмет надо обделывать, парень, не так…
Что хотел сказать Рогожин, конечно, никто не понял, но слова его произвели довольно
странное впечатление на всех; всякого тронула краюшком какая-то одна, общая мысль. На
Ипполита же слова эти произвели впечатление ужасное: он так задрожал, что князь протянул
было руку, чтобы поддержать его, и он наверно бы вскрикнул, если бы видимо не оборвался
вдруг его голос. Целую минуту он не мог выговорить слова и, тяжело дыша, все смотрел на
Рогожина. Наконец, задыхаясь и с чрезвычайным усилием, выговорил:
- Так это вы… вы были, вы?
- Что был? Что я? - ответил, недоумевая. Рогожин, но Ипполит, вспыхнув и почти с
бешенством, вдруг его охватившим, резко и сильно вскричал:
- Вы были у меня на прошлой неделе, ночью, во втором часу, в тот день, когда я к вам
приходил утром, вы!! Признавайтесь, вы?
- На прошлой неделе, ночью? Да не спятил ли ты и впрямь с ума, парень?
"Парень" опять с минуту помолчал, приставив указательный палец ко лбу и как бы
соображая; но в бледной, все так же кривившейся от страха улыбке его мелькнуло вдруг
что-то как будто хитрое, даже торжествующее.
- Это были вы! - повторил он наконец чуть не шепотом, но с чрезвычайным
убеждением: - вы приходили ко мне и сидели молча у меня на стуле, у окна, целый час;
больше; в первом и во втором часу пополуночи; вы потом встали и ушли в третьем часу…
Это были вы, вы! Зачем вы пугали меня, зачем вы приходили мучить меня, - не понимаю, но
это были вы!
И во взгляде его мелькнула вдруг бесконечная ненависть, несмотря на все еще не
унимавшуюся в нем дрожь от испуга.
- Вы сейчас, господа, все это узнаете, я… я… слушайте…
Он опять, и ужасно торопясь, схватился за свои листочки; они расползлись и
разрознились, он силился их сложить; они дрожали в его дрожавших руках; долго он не мог
устроиться.
Чтение наконец началось. В начале, минут с пять, автор неожиданной статьи все еще
задыхался и читал бессвязно и неровно; но потом голос его отвердел и стал вполне выражать
смысл прочитанного. Иногда только довольно сильный кашель прерывал его; с половины
статьи он сильно охрип; чрезвычайное одушевление, овладевавшее им все более и более по
мере чтения, под конец достигло высшей степени, как и болезненное впечатление на
слушателей. Вот вся эта "статья": "МОЕ НЕОБХОДИМОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ". "Aprиs moi le
dйluge!
"Вчера утром был у меня князь; между прочим он уговорил меня переехать на свою
дачу. Я так и знал, что он непременно будет на этом настаивать, и уверен был, что он так
прямо и брякнет мне, что мне на даче будет "легче умирать между людьми и деревьями", как
он выражается. Но сегодня он не сказал умереть, а сказал "будет легче прожить", что однако
же почти все равно для меня, в моем положении. Я спросил его, что он подразумевает под
своими беспрерывными "деревьями", и почему он мне так навязывает эти "деревья", и с
удивлением узнал от него, что я сам будто бы на том вечере выразился, что приезжал в
Павловск в последний раз посмотреть на деревья. Когда я заметил ему, что ведь все равно
умирать, что под деревьями, что смотря в окно на мои кирпичи, и что для двух недель нечего