Page 230 - Идиот

что иначе, то-есть без беспрерывного поядения друг друга, устроить мир было никак
невозможно; я даже согласен допустить, что ничего не понимаю в этом устройстве; но зато
вот что я знаю наверно: Если уже раз мне дали сознать, что "я есмь", то какое мне дело до
того, что мир устроен с ошибками, и что иначе он не может стоять? Кто же и за что меня
после этого будет судить? Как хотите, все это невозможно и несправедливо.
"А между тем я никогда, несмотря даже на все желание мое, не мог представить себе,
что будущей жизни и провидения нет. Вернее всего, что все это есть, но что мы ничего не
понимаем в будущей жизни и в законах ее. Но если это так трудно и совершенно даже
невозможно понять, то неужели я буду отвечать за то, что не в силах был осмыслить
непостижимое? Правда, они говорят, и уж, конечно, князь вместе с ними, что тут-то
послушание и нужно, что слушаться нужно без рассуждений, из одного благонравия, и что за
кротость мою я непременно буду вознагражден на том свете. Мы слишком унижаем
провидение, приписывая ему наши понятия, с досады, что не можем понять его. Но
опять-таки, если понять его невозможно, то, повторяю, трудно и отвечать за то, что не дано
человеку понять. А если так, то как же будут судить меня за то, что я не мог понять
настоящей воли и законов провидения? Нет, уж лучше оставим религию.
"Да и довольно. Когда я дойду до этих строк, то наверно уж взойдет солнце и "зазвучит
на небе", и польется громадная, неисчислимая сила по всей подсолнечной. Пусть! Я умру,
прямо смотря на источник силы и жизни, и не захочу этой жизни! Если б я имел власть не
родиться, то наверно не принял бы существования на таких насмешливых условиях. Но я
еще имею власть умереть, хотя отдаю уже сочтенное. Не великая власть, не великий и бунт.
"Последнее объяснение: я умираю вовсе не потому, что не в силах перенести эти три
недели; о, у меня бы достало силы, и если б я захотел, то довольно уже был бы утешен одним
сознанием нанесенной мне обиды; но я не французский поэт и не хочу таких утешений.
Наконец, и соблазн: природа до такой степени ограничила мою деятельность своими тремя
неделями приговора, что, может быть, самоубийство есть единственное дело, которое я еще
могу успеть начать и окончить по собственной воле моей. Что ж, может быть, я и хочу
воспользоваться последнею возможностью дела? Протест иногда не малое дело…"
"Объяснение" было окончено; Ипполит, наконец, остановился…
Есть в крайних случаях та степень последней цинической откровенности, когда
нервный человек, раздраженный и выведенный из себя, не боится уже ничего и готов хоть на
всякий скандал, даже рад ему; бросается на людей, сам имея при этом не ясную, но твердую
цель непременно минуту спустя слететь с колокольни и тем разом разрешить все
недоумения, если таковые при этом окажутся. Признаком этого состояния обыкновенно
бывает и приближающееся истощение физических сил. Чрезвычайное, почти неестественное
напряжение, поддерживавшее до сих пор Ипполита, дошло до этой последней степени. Сам
по себе этот восемнадцатилетний, истощенный болезнью мальчик казался слаб как
сорванный с дерева дрожащий листик; но только что он успел обвести взглядом своих
слушателей, - в первый раз в продолжение всего последнего часа, - то тотчас же самое
высокомерное, самое презрительное и обидное отвращение выразилось в его взгляде и
улыбке. Он спешил своим вызовом. Но и слушатели были в полном негодовании. Все с
шумом и досадой вставали из-за стола. Усталость, вино, напряжение усиливали
беспорядочность и как бы грязь впечатлений, если можно так выразиться.
Вдруг Ипполит быстро вскочил со стула, точно его сорвали с места.
- Солнце взошло! - вскричал он, увидев блестевшие верхушки деревьев и показывая на
них князю точно на чудо: - взошло!
- А вы думали не взойдет, что ли? - заметил Фердыщенко.
- Опять жарища на целый день, - с небрежною досадой бормотал Ганя, держа в руках
шляпу, потягиваясь и зевая, - ну как на месяц эдакой засухи!.. Идем или нет, Птицын?
Ипполит прислушивался с удивлением, доходившим до столбняка; вдруг он страшно
побледнел и весь затрясся.
- Вы очень неловко выделываете ваше равнодушие, чтобы меня оскорбить, - обратился