Page 225 - Идиот

Бахмутов.
"В эту минуту мы стояли на мосту, облокотившись на перила, и глядели на Неву.
"- А знаете ли, что мне пришло в голову, - сказал я, нагнувшись еще более над
перилами.
"- Неужто броситься в воду? - вскричал Бахмутов чуть не в испуге. Может быть, он
прочел мою мысль в моем лице.
"- Нет, покамест одно только рассуждение, следующее: вот мне остается теперь месяца
два-три жить, может, четыре; но, например, когда будет оставаться всего только два месяца,
и если б я страшно захотел сделать одно доброе дело, которое бы потребовало работы,
беготни и хлопот, вот в роде дела нашего доктора, то в таком случае я ведь должен бы был
отказаться от этого дела за недостатком остающегося мне времени и приискивать другое
"доброе дело", помельче, и которое в моих средствах (если уж так будет разбирать меня на
добрые дела). Согласитесь, что это забавная мысль!
"Бедный Бахмутов был очень встревожен за меня; он проводил меня до самого дома и
был так деликатен, что не пустился ни разу в утешения и почти все молчал. Прощаясь со
мной, он горячо сжал мне руку и просил позволения навещать меня. Я отвечал ему, что если
он будет приходить ко мне как "утешитель" (потому что, если бы даже он и молчал, то
все-таки приходил бы как утешитель, я это объяснил ему), то ведь этим он мне будет, стало
быть, каждый раз напоминать еще больше о смерти. Он пожал плечами, но со мной
согласился; мы расстались довольно учтиво, чего я даже не ожидал.
"Но в этот вечер и в эту ночь брошено было первое семя моего "последнего
убеждения". Я с жадностью схватился за эту новую мысль, с жадностью разбирал ее во всех
ее излучинах, во всех видах ее (я не спал всю ночь), и чем более я в нее углублялся, чем
более принимал ее в себя, тем более я пугался. Страшный испуг напал на меня наконец и не
оставлял и в следующие затем дни. Иногда, думая об этом постоянном испуге моем, я
быстро леденел от нового ужаса: по этому испугу я ведь мог заключить, что "последнее
убеждение" мое слишком серьезно засело во мне и непременно придет к своему разрешению.
Но для разрешения мне недоставало решимости. Три недели спустя все было кончено, и
решимость явилась, но по весьма странному обстоятельству.
"Здесь в моем объяснении я отмечаю все эти цифры и числа. Мне, конечно, все равно
будет, но теперь (и, может быть, только в эту минуту) я желаю, чтобы те, которые будут
судить мой поступок, могли ясно видеть, из какой логической цепи выводов вышло мое
"последнее убеждение". Я написал сейчас выше, что окончательная решимость, которой
недоставало мне для исполнения моего "последнего убеждения", произошла во мне, кажется,
вовсе не из логического вывода, а от какого-то странного толчка, от одного странного
обстоятельства, может быть, вовсе не связанного ничем с ходом дела. Дней десять назад
зашел ко мне Рогожин, по одному своему делу, о котором здесь лишнее распространяться. Я
никогда не видал Рогожина прежде, но слышал о нем очень многое. Я дал ему все нужные
справки, и он скоро ушел; а так как он и приходил только за справками, то тем бы дело
между нами и кончилось. Но он слишком заинтересовал меня, и весь этот день я был под
влиянием странных мыслей, так что решился пойти к нему на другой день сам, отдать визит.
Рогожин был мне очевидно не рад и даже "деликатно" намекнул, что нам нечего продолжать
знакомство; но все-таки я провел очень любопытный час, как, вероятно, и он. Между нами
был такой контраст, который не мог не сказаться нам обоим, особенно мне: я был человек
уже сосчитавший дни свои, а он - живущий самою полною, непосредственною жизнью,
настоящею минутой, без всякой заботы о "последних" выводах, цифрах или о чем бы то ни
было, не касающемся того, на чем… на чем… ну хоть на чем он помешан; пусть простит мне
это выражение господин Рогожин, пожалуй, хоть как плохому литератору, не умевшему
выразить свою мысль. Несмотря на всю его нелюбезность, мне показалось, что он человек с
умом и может многое понимать, хотя его мало что интересует из постороннего. Я не намекал
ему о моем "последнем убеждении", но мне почему-то показалось, что он, слушая меня,
угадал его. Он промолчал, он ужасно молчалив. Я намекнул ему, уходя, что несмотря на всю