Page 332 - Идиот
P. 332
Князь решил зайти через час. Заглянув во двор, он повстречал дворника.
- Парфен Семенович дома?
- Дома-с.
- Как же мне сейчас сказали, что нет дома?
- У него сказали?
- Нет, служанка, от матушки ихней, а к Парфену Семеновичу я звонил, никто не отпер.
- Может, и вышел, - решил дворник, - ведь не сказывается. А иной раз и ключ с собой
унесет, по три дня комнаты запертые стоят.
- Вчера ты наверно знаешь, что дома был?
- Был. Иной раз с парадного хода зайдет, и не увидишь.
- А Настасьи Филипповны с ним вчера не было ли?
- Этого не знаем-с. Жаловать-то не часто изволит; кажись бы знамо было, кабы
пожаловала.
Князь вышел и некоторое время ходил в раздумьи по тротуару. Окна комнат,
занимаемых Рогожиным, были все заперты; окна половины, занятой его матерью, почти все
были отперты; день был ясный, жаркий; князь перешел через улицу на противоположный
тротуар и остановился взглянуть еще раз на окна: не только они были заперты, но почти
везде были опущены белые сторы.
Он стоял с минуту и - странно - вдруг ему показалось, что край одной сторы
приподнялся, и мелькнуло лицо Рогожина, мелькнуло и исчезло в то же мгновение. Он
подождал еще и уже решил было идти и звонить опять, но раздумал и отложил на час: "А кто
знает, может, оно только померещилось…"
Главное, он спешил теперь в Измайловский полк, на бывшую недавно квартиру
Настасьи Филипповны. Ему известно было, что она, переехав, по его просьбе, три недели
назад из Павловска, поселилась в Измайловском полку у одной бывшей своей доброй
знакомой, вдовы учительши, семейной и почтенной дамы, которая отдавала от себя хорошую
меблированную квартиру, чем почти и жила. Вероятнее всего, что Настасья Филипповна,
переселяясь опять в Павловск, оставила квартиру за собой; по крайней мере, весьма
вероятно, что она ночевала в этой квартире, куда, конечно, доставил ее вчера Рогожин. Князь
взял извозчика. Дорогой ему пришло в голову, что отсюда и следовало бы начать, потому что
невероятно, чтоб она приехала прямо ночью к Рогожину. Тут припомнились ему и слова
дворника, что Настасья Филипповна не часто изволила жаловать. Если и без того не часто, то
с какой стати теперь останавливаться у Рогожина? Ободряя себя этими утешениями, князь
приехал наконец в Измайловский полк ни жив, ни мертв.
К совершенному поражению его, у учительши не только не слыхали ни вчера, ни
сегодня о Настасье Филипповне, но на него самого выбежали смотреть как на чудо. Все
многочисленное семейство учительши, - все девочки и погодки, начиная с пятнадцати до
семи лет, - высыпало вслед за матерью и окружило его, разинув на него рты. За ними вышла
тощая, желтая тетка их, в черном платке, и наконец показалась бабушка семейства,
старенькая старушка в очках. Учительша очень просила войти и сесть, что князь и исполнил.
Он тотчас догадался, что им совершенно известно, кто он такой, и что они отлично знают,
что вчера должна была быть его свадьба, и умирают от желания расспросить и о свадьбе, и о
том чуде, что вот он спрашивает у них о той, которая должна бы быть теперь не иначе как с
ним вместе, в Павловске, но деликатятся. В кратких чертах он удовлетворил их любопытство
насчет свадьбы. Начались удивления, ахи и вскрикивания, так что он принужден был
рассказать почти и все остальное, в главных чертах, разумеется. Наконец совет премудрых и
волновавшихся дам решил, что надо непременно и прежде всего достучаться к Рогожину и
узнать от него обо всем положительно. Если же его нет дома (о чем узнать наверно), или он
не захочет сказать, то съездить в Семеновский полк, к одной даме, немке, знакомой Настасьи
Филипповны, которая живет с матерью: может быть, Настасья Филипповна, в своем
волнении и желая скрыться, заночевала у них. Князь встал совершенно убитый; они
рассказывали потом, что он "ужасно как побледнел"; действительно, у него почти