Page 333 - Идиот
P. 333
подсекались ноги. Наконец сквозь ужасную трескотню голосов, он различил, что они
уговариваются действовать вместе с ним и спрашивают его городской адрес. Адреса у него
не оказалось; посоветовали где-нибудь остановиться в гостинице. Князь подумал и дал адрес
своей прежней гостиницы, той самой, где с ним недель пять назад был припадок. Затем
отправился опять к Рогожину.
На этот раз не только не отворили у Рогожина, но не отворилась даже и дверь в
квартиру старушки. Князь сошел к дворнику и насилу отыскал его на дворе; дворник был
чем-то занят и едва отвечал, едва даже глядел, но все-таки объявил положительно, что
Парфен Семенович "вышел с самого раннего утра, уехал в Павловск и домой сегодня не
будет".
- Я подожду; может, он к вечеру будет?
- А может и неделю не будет, кто его знает.
- Стало быть, все-таки ночевал же сегодня?
- Ночевал-то он ночевал…
Все это было подозрительно и нечисто. Дворник, очень могло быть, успел в этот
промежуток получить новые инструкции: давеча даже был болтлив, а теперь просто
отворачивается. Но князь решил еще раз зайти часа через два и даже постеречь у дома, если
надо будет, а теперь оставалась еще надежда у немки, и он поскакал в Семеновский полк.
Но у немки его даже и не поняли. По некоторым промелькнувшим словечкам он даже
мог догадаться, что красавица-немка, недели две тому назад, рассорилась с Настасьей
Филипповной, так что во все эти дни о ней ничего не слыхала, и всеми силами давала теперь
знать, что и не интересуется слышать: "хотя бы она за всех князей в мире вышла". Князь
поспешил выйти. Ему пришла между прочим мысль, что она, может быть, уехала, как тогда,
в Москву, а Рогожин, разумеется, за ней, а может, и с ней. "По крайней мере хоть
какие-нибудь следы отыскать!" Он вспомнил однако, что ему нужно остановиться в
трактире, и поспешил на Литейную; там тотчас же отвели ему нумер. Коридорный
осведомился, не желает ли он закусить; он в рассеяньи ответил, что желает, и,
спохватившись, ужасно бесился на себя, что закуска задержала его лишних полчаса, и только
потом догадался, что его ничто не связывало оставить поданную закуску и не закусывать.
Странное ощущение овладело им в этом тусклом и душном коридоре, ощущение,
мучительно стремившееся осуществиться в какую-то мысль; но он все не мог догадаться, в
чем состояла эта новая напрашивающаяся мысль. Он вышел наконец сам не свой из
трактира; голова его кружилась; но - куда однако же ехать? Он бросился опять к Рогожину.
Рогожин не возвращался; на звон не отпирали; он позвонил к старушке Рогожиной;
отперли и тоже объявили, что Парфена Семеновича нет и, может, дня три не будет. Смущало
князя то, что его, по-прежнему, с таким диким любопытством осматривали. Дворника, на
этот раз, он совсем не нашел. Он вышел, как давеча, на противоположный тротуар, смотрел
на окна и ходил на мучительном зное с полчаса, может, и больше; на этот раз ничего не
шевельнулось; окна не отворились, белые сторы были неподвижны. Ему окончательно
пришло в голову, что наверно и давеча ему только так померещилось; что даже и окна, по
всему видно, были так тусклы и так давно не мыты, что трудно было бы различить, если бы
даже и в самом деле посмотрел кто-нибудь сквозь стекла. Обрадовавшись этой мысли, он
поехал опять в Измайловский полк к учительше.
Там его уже ждали. Учительша уже перебывала в трех, в четырех местах, и даже
заезжала к Рогожину; ни слуху, ни духу. Князь выслушал молча, вошел в комнату, сел на
диван и стал смотреть на всех, как бы не понимая, о чем ему говорят. Странно: то был он
чрезвычайно заметлив, то вдруг становился рассеян до невозможности. Все семейство
заявляло потом, что это был "на удивление" странный человек в этот день, так что "может,
тогда уже все и обозначилось". Он наконец поднялся и попросил, чтоб ему показали комнаты
Настасьи Филипповны.
Это были две большие, светлые, высокие комнаты, весьма порядочно меблированные и
не дешево стоившие. Все эти дамы рассказывали потом, что князь осматривал в комнатах