Page 336 - Идиот

стукать, так чтобы не сказываться ни под каким видом; а особенно если ты сам придешь
меня спрашивать, и имя твое ей объявил. А потом, как ты вышел, мне пришло в голову: что
если он тут теперь стоит и выглядывает, али сторожит чего с улицы? Подошел я к этому
самому окну, отвернул гардину-то, глядь, а ты там стоишь, прямо на меня смотришь… Вот
как это дело было.
- Где же… Настасья Филипповна? - выговорил князь задыхаясь.
- Она… здесь, - медленно проговорил Рогожин, как бы капельку выждав ответить.
- Где же?
Рогожин поднял глаза на князя и пристально посмотрел на него:
- Пойдем…
Он все говорил шепотом и не торопясь, медленно и, попрежнему, как-то странно
задумчиво. Даже когда про стору рассказывал, то как будто рассказом своим хотел высказать
что-то другое, несмотря на всю экспансивность рассказа.
Вошли в кабинет. В этой комнате, с тех пор как был в ней князь, произошла некоторая
перемена: через всю комнату протянута была зеленая, штофная, шелковая занавеска, с двумя
входами по обоим концам, и отделяла от кабинета альков, в котором устроена была постель
Рогожина. Тяжелая занавеска была спущена, и входы закрыты. Но в комнате было очень
темно; летние "белые" петербургские ночи начинали темнеть, и если бы не полная луна, то в
темных комнатах Рогожина, с опущенными сторами, трудно было бы что-нибудь разглядеть.
Правда, можно было еще различать лица, хотя очень неотчетливо. Лицо Рогожина было
бледно, по обыкновению; глаза смотрели на князя пристально, с сильным блеском, но как-то
неподвижно.
- Ты бы свечку зажег? - сказал князь.
- Нет, не надо, - ответил Рогожин, и, взяв князя за руку, нагнул его к стулу; сам сел
напротив, придвинув стул так, что почти соприкасался с князем коленями. Между ними,
несколько сбоку, приходился маленький, круглый столик. - Садись, посидим пока! - сказал
он, словно уговаривая посидеть. С минуту молчали. - Я так и знал, что ты в эфтом же
трактире остановишься, - заговорил он, как иногда, приступая к главному разговору,
начинают с посторонних подробностей, не относящихся прямо к делу; - как в коридор зашел,
то и подумал: а ведь, может, и он сидит, меня ждет теперь, как я его, в эту же самую минуту?
У учительши-то был?
- Был, - едва мог выговорить князь от сильного биения сердца.
- Я и об том подумал. Еще разговор пойдет, думаю… а потом еще думаю: я его
ночевать сюда приведу, так чтоб эту ночь вместе…
- Рогожин! Где Настасья Филипповна? - прошептал вдруг князь и встал, дрожа всеми
членами. Поднялся и Рогожин.
- Там, - шепнул он, кивнув головой на занавеску.
- Спит? - шепнул князь.
Опять Рогожин посмотрел на него пристально, как давеча.
- Аль уж пойдем!.. Только ты… ну, да пойдем!
Он приподнял портьеру, остановился и оборотился опять к князю:
- Входи! - кивал он за портьеру, приглашая проходить вперед. Князь прошел.
- Тут темно, - сказал он.
- Видать! - пробормотал Рогожин.
- Я чуть вижу… кровать.
- Подойди ближе-то, - тихо предложил Рогожин. Князь шагнул еще ближе, шаг, другой,
и остановился. Он стоял и всматривался минуту или две; оба, во все время, у кровати ничего
не выговорили; у князя билось сердце, так что, казалось, слышно было в комнате, при
мертвом молчании комнаты. Но он уже пригляделся, так что мог различать всю постель; на
ней кто-то спал, совершенно неподвижным сном; не слышно было ни малейшего шелеста, ни
малейшего дыхания. Спавший был закрыт с головой, белою простыней, но члены как-то
неясно обозначались; видно только было, по возвышению, что лежит протянувшись человек.