Page 62 - Идиот

В прихожей стало вдруг чрезвычайно шумно и людно; из гостиной казалось, что со
двора вошло несколько человек и все еще продолжают входить. Несколько голосов говорило
и вскрикивало разом; говорили и вскрикивали и на лестнице, на которую дверь из прихожей,
как слышно было, не затворялась. Визит оказывался чрезвычайно странный. Все
переглянулись; Ганя бросился в залу, но и в залу уже вошло несколько человек.
- А, вот он Иуда! - вскрикнул знакомый князю голос: - здравствуй, Ганька, подлец!
- Он, он самый и есть! - поддакнул другой голос. Сомневаться князю было невозможно:
один голос был Рогожина, а другой Лебедева.
Ганя стоял как бы в отупении на пороге гостиной и глядел молча, не препятствуя входу
в залу одного за другим человек десяти или двенадцати, вслед за Парфеном Рогожиным.
Компания была чрезвычайно разнообразная и отличалась не только разнообразием, но и
безобразием. Некоторые входили так, как были на улице, в пальто и в шубах. Совсем
пьяных, впрочем, не было; зато все казались сильно навеселе. Все, казалось, нуждались друг
в друге, чтобы войти; ни у одного не достало бы отдельно смелости, но все друг друга как бы
подталкивали. Даже и Рогожин ступал осторожно во главе толпы, но у него было какое-то
намерение, и он казался мрачно и раздраженно-озабоченным. Остальные же составляли
только хор, или, лучше сказать, шайку для поддержки. Кроме Лебедева, тут был и завитой
Залежев, сбросивший свою шубу в передней и вошедший развязно и щеголем, и подобные
ему два, три господина, очевидно, из купчиков. Какой-то в полувоенном пальто; какой-то
маленький и чрезвычайно толстый человек, беспрестанно смеявшийся; какой-то огромный
вершков двенадцати господин, тоже необычайно толстый, чрезвычайно мрачный и
молчаливый, и, очевидно, сильно надеявшийся на свои кулаки. Был один медицинский
студент; был один увивавшийся полочек. С лестницы заглядывали в прихожую, но не
решаясь войти, две какие-то дамы; Коля захлопнул дверь перед их носом и заложил
крючком.
- Здравствуй, Галька, подлец! Что, не ждал Парфена Рогожина? - повторил Рогожин,
дойдя до гостиной и останавливаясь в дверях против Гани. Но в эту минуту он вдруг
разглядел в гостиной, прямо против себя, Настасью Филипповну. Очевидно, у него и в
помыслах не было встретить ее здесь, потому что вид ее произвел на него необыкновенное
впечатление; он так побледнел, что даже губы его посинели. - Стало быть, правда! -
проговорил он тихо и как бы про себя, с совершенно потерянным видом; - конец!.. Ну…
Ответишь же ты мне теперь! - проскрежетал он вдруг, с неистовою злобой смотря на Ганю…
- Ну… ах!..
Он даже задыхался, даже выговаривал с трудом. Машинально подвигался он в
гостиную, но, перейдя за порог, вдруг увидел Нину Александровну и Варю, и остановился,
несколько сконфузившись, несмотря на все свое волнение. За ним прошел Лебедев, не
отстававший от него как тень, и уже сильно пьяный, затем студент, господин с кулаками,
Залежев, раскланивавшийся направо и налево, и, наконец, протискивался коротенький
толстяк. Присутствие дам всех их еще несколько сдерживало и, очевидно, сильно мешало
им, конечно, только до начала, до первого повода вскрикнуть и начать… Тут уж никакие
дамы не помешали бы.
- Как? И ты тут, князь? - рассеянно проговорил Рогожин, отчасти удивленный встречей
с князем: - все в штиблетишках, э-эх! - вздохнул он, уже забыв о князе и переводя взгляд
опять на Настасью Филипповну, все подвигаясь и притягиваясь к ней, как к магниту.
Настасья Филипповна тоже с беспокойным любопытством глядела на гостей.
Ганя, наконец, опомнился.
- Но позвольте, что же это, наконец, значит? - громко заговорил он, строго оглядев
вошедших и обращаясь преимущественно к Рогожину: - вы не в конюшню, кажется, вошли,
господа, здесь моя мать и сестра…
- Видим, что мать и сестра, - процедил сквозь зубы Рогожин.
- Это и видно, что мать и сестра, - поддакнул для контенансу Лебедев.