Page 133 - Мартин Иден

Так и теперь– он ждал, приглядывался к Руфи, ему отчаянно хотелось
заговорить о своей любви, но он не смел. Боялся ее испугать и не был
уверен в себе. И даже не догадывался, что ведет себя именно так, как надо.
Любовь появилась на свете еще прежде членораздельной речи, с первых же
шагов научилась выражать себя самыми верными способами и уже никогда
не забывала их. Как повелось исстари, без затей, Мартин и ухаживал за
Руфью. Поначалу он даже не подозревал, об этом. но потом догадался.

Прикосновенье руки к ее руке было куда красноречивее любых слов, а его
сила потрясала воображение Руфи и влекла неотразимей всех
напечатанных в книгах стихов и высказанной сливами страсти бессчетных
поколений влюбленных. На все, что он мог бы выговорить. она отозвалась
бы наполовину, а вот касанье руки, самое мимолетное соприкосновенье
взывало прямо к инстинкту. Ее рассудок был молод, как она сама, а
женские инстинкты стары, как род человеческий" и еще того старше.
Молоды они были в той далекой древности, когда молода была любовь, и
оттого они мудрее условностей, убеждений и всего прочего, что появилось
позднее. Итак, рассудок ее оказался ни при чем. Здесь он не требовался, и
Руфь не отдавала себе отчета, с какой силой Мартин порою взывал к той
стороне ее натуры, которая требовала любви. И при этом было ясно как
день, что он ее любит, и она радовалась доказательствам его любви–
сиянью глаз, излучающих нежность, дрожи рук, неизменному жарко
вспыхивающему под загаром румянцу. Она пошла даже дальше, – робко

поощряла его, но так деликатно. что он и не подозревал об этом, да Руфь и
сама едва ли подозревала, ведь это получалось само собой. Она трепетала
при виде этих доказательств своего женского могущества и, как истинная
дочь Евы, с наслаждением, играючи, его мучила.
А Мартин, от недостатка опыта и от избытка страсти потеряв дар речи,
ухаживал за ней бесхитростно и неуклюже, пользуясь все тем же языком
прикосновений. Ей нравилось, когда он касался ее руки, больше чем
нравилось, как-то сладко волновало. Этого Мартин не понимал, но ясно
понимал, что он Руфи не противен. Не сказать, чтобы руки их встречались
часто, разве лишь когда они здоровались и прощались; но когда готовили в
дорогу велосипеды и перевязывали ремнями книги стихов, собираясь за
город, или сидя рядом перелистывали страницы, рука одного нет-нет да и
касалась ненароком руки другого. И когда, склонясь над книжкой, они

упивались прекрасными страницами, волосы ее нет-нет да и касались его
щеки, а плечо– плеча. Она улыбалась про себя, едва ни с того ни с сего ей
вдруг захочется взъерошить ему волосы; ему же, когда они уставали от
чтения, отчаянно хотелось положить голову ей на колени и с закрытыми