Page 315 - Мартин Иден

решила, что он уж слишком преувеличивает, и обиделась. Они долго
сидели молча, Руфь совсем приуныла, а Мартин размышлял об ушедшей
своей любви. Теперь он знал, что настоящей любви не было. Он любил
Руфь своей мечты, небесное создание, которое сам же и сотворил, светлую,
сияющую музу своих стихов о любви. Подлинную Руфь, маленькую
буржуазку, со всеми присущими ее среде недостатками и с безнадежно
ограниченной истинно буржуазной психологией, он никогда не любил.

Она вдруг заговорила.
– Да, многое из того, что ты сказал, правда. Я боялась жизни. Я
недостаточно тебя любила. Я научилась любить лучше. Я люблю тебя за то,
какой ты есть, и каким был, даже за то, как ты сумел стать таким. Люблю за
то, чем ты непохож на всех, кого называешь моим классом, за твои
убеждения, я их не понимаю, но непременно сумею понять. Всеми силами
постараюсь – и пойму. И даже то, что ты куришь и ругаешься – это часть
тебя, и я полюблю в тебе и это. Я еще могу научиться. За последние десять
минут я многому научилась. Ведь вот я осмелилась прийти сюда, это знак,
что чему-то я уже научилась. Ох, Мартин… Она расплакалась и прильнула
к нему.
Впервые он обнял ее с нежностью и сочувствием, и лицо ее
просветлело, она благодарно прижалась к нему еще теснее.
– Слишком поздно, – сказал он. Ему вспомнились слова Лиззи. – Я
болен… нет-нет, не телом. Больна душа, мозг. Как будто все утеряло для
меня цену. Все стало безразлично. Будь ты такая несколько месяцев назад,

все, пожалуй, было бы иначе. Теперь слишком поздно.
– Нет, не поздно! – воскликнула Руфь. – Вот увидишь. Я докажу тебе,
что моя любовь выросла, она для меня больше, чем этот мой класс и все,
что мне дорого. Я отброшу все, чем дорожат буржуа. Я больше не боюсь
жизни. Я оставлю отца и мать, и пусть у моих друзей мое имя станет
притчей во языцех. Я останусь с тобой, прямо сейчас, и, если захочешь,
пусть это будет свободная любовь, и я буду горда и счастлива, что я с
тобой. Раньше я предала любовь, но теперь ради любви я предам все, что
толкнуло меня на ту прежнюю измену.
Она стояла перед ним, глаза ее сияли.
– Я жду, Мартин, – прошептала она, – жду твоего согласия. Посмотри
на меня!
Великолепно, подумал он, глядя на Руфь. Она искупила все свои

слабости, восстала наконец, как истая женщина, презрела железные
правила буржуазных условностей. Великолепно, блистательно,
безрассудно. Но что же это с ним? Ее смелость не восхитила его, не