Page 9 - Мартин Иден

незнакомом такелаже. Ладно, решил он, все в его руках, надо будет
освоиться с этим новым окружением. Не случалось еще такого, чтоб он с
чем-то не совладал, была бы охота, а теперь самое время захотеть
выучиться говорить про то, что у него внутри, да так, чтоб она поняла. В
мыслях его Руфь заслонила полмира.
– А вот Лонгфелло… – говорила она.
– Ага, этого я читал, – перебил он, спеша выставить в лучшем виде

свой скромный запас знаний о книгах, желая дать понять, что и он не вовсе
темный, – «Псалом жизни», «Эксцельсиор» и… все вроде.
Она кивнула и улыбнулась, и он как-то ощутил, что улыбнулась она
снисходительно… жалостливо-снисходительно. Дурак он, чего полез
хвастать ученостью. У этого Лонгфелло скорей всего книжек пруд пруди.
– Прошу прощенья, мисс, зря я встрял. Сдается мне, я тут мало чего
смыслю. Не по моей это части. А только добьюсь я, будет по моей части.
Прозвучало это угрожающе. В голосе слышалась непреклонность,
глаза сверкали, лицо стало жестче. Руфи показалось, у него выпятился
подбородок, придавая всему облику что-то неприятно вызывающее. Но при
этом ее словно обдало хлынувшей от него волною мужественности.
– Я думаю, вы добьетесь, это будет по… по вашей части, – со смехом
закончила она. – Вы такой сильный.
Ее взгляд на миг задержался на его мускулистой шее, бронзовой от
загара, с грубыми жилами, прямо бычьей, здоровье и сила переливались в

нем через край. И хотя он смущенно краснел и робел, ее снова потянуло к
нему. Нескромная мысль внезапно поразила ее. Если коснуться этой шеи
руками, можно впитать всю его силу и мощь. Мысль эта возмутила
девушку. Будто вдруг обнаружилась неведомая ей дотоле порочность ее
натуры. К тому же физическая сила в ее глазах – нечто грубое, вульгарное.
Идеалом мужской красоты для нее всегда была изящная стройность. И
однако мысль оказалась упорной. Откуда оно, желание обхватить руками
загорелую шею гостя, недоумевала она. А суть в том, что сама она была
отнюдь не крепкая, и тело ее и душа тянулись к силе. Но она этого не знала.
Знала только, что ни разу в жизни ни один мужчина никогда не волновал ее
так, как этот, который то и дело возмущал ее своей чудовищно
безграмотной речью.
– Верно, я не хилый, – сказал он. – Меня с копыт не сковырнешь, я и

гвозди жевать могу. А вот сейчас никак не переварю, чего вы говорите. Не
по зубам мне. Не учили меня этому. Книжки я люблю, и стихи тоже, и
читаю всякую свободную минутку, а только по-вашему отродясь про них не
думал. Потому и толковать про них не умею. Я вроде как штурман –