Page 19 - Накануне

— За что? Млад ты, так уважай. Да.
— Кого?
— Кого? Известно, кого. Скаль зубы-то.
Шубин скрестил руки на груди.
— Ах вы, представитель хорового начала, — воскликнул он, — черноземная вы сила,
фундамент вы общественного здания!
Увар Иванович заиграл пальцами.
— Полно, брат, не искушай.
— Ведь вот, — продолжал Шубин, — не молодой, кажется, дворянин, а сколько в нем
еще таится счастливой, детской веры! Уважать! Да знаете ли вы, стихийный вы человек, за
что Николай Артемьевич гневается на меня? Ведь я с ним сегодня целое утро провел у его
немки; ведь мы сегодня втроем пели «Не отходи от меня»; вот бы вы послушали. Вас,
кажется, это берет. Пели мы, сударь мой, пели — ну и скучно мне стало; вижу я: дело
неладно, нежности много. Я и начал дразнить обоих. Хорошо вышло. Сперва она на меня
рассердилась, а потом на него; а потом он на нее рассердился и сказал ей, что он только дома
счастлив и что у него там рай; а она ему сказала, что он нравственности не имеет; а я ей
сказал: «Ах!» по-немецки; он ушел, а я остался; он приехал сюда, в рай то есть, а в раю ему
тошно. Вот он и принялся брюзжать. Ну-с, кто теперь, по-вашему, виноват?
— Конечно, ты, — возразил Увар Иванович.
Шубин уставился на него.
— Осмелюсь спросить у вас, почтенный витязь, — начал он подобострастным
голосом, — эти загадочные слова вы изволили произнести вследствие какого-либо
соображения вашей мыслительной способности или же под наитием мгновенной
потребности произвести сотрясение в воздухе, называемое звуком?
— Не искушай, говорят! — простонал Увар Иванович.
Шубин засмеялся и выбежал вон.
— Эй! — воскликнул четверть часа спустя Увар Иванович, — того… рюмку водки.
Казачок принес водки и закуску на подносе. Увар Иванович тихонько взял с подноса
рюмку и долго, с усиленным вниманием глядел на нее, как будто не понимая хорошенько,
что у него такое в руке. Потом он посмотрел на казачка и спросил: не Васькой ли его зовут?
Потом он принял огорченный вид, выпил водки, закусил и полез доставать носовой платок
из кармана. Но казачок уже давно отнес поднос и графин на место, и остаток селедки съел, и
уже успел соснуть, прикорнув к барскому пальто, а Увар Иванович все еще держал платок
перед собою на растопыренных пальцах и с тем же усиленным вниманием посматривал то в
окно, то на пол и стены.

IX

Шубин вернулся к себе во флигель и раскрыл было книгу. Камердинер Николая
Артемьевича осторожно вошел в его комнату и вручил ему небольшую треугольную
записку, запечатанную крупною гербовою печатью. «Я надеюсь, — стояло в этой записке, —
что вы, как честный человек, не позволите себе намекнуть даже единым словом на
некоторый вексель, о котором была сегодня утром речь. Вам известны мои отношения и мои
правила, незначительность самой суммы и другие обстоятельства; наконец есть семейные
тайны, которые должно уважать, и семейное спокойствие есть такая святыня, которую одни
6
etres sans coeur , к которым я не имею причины вас причислить, отвергают! (Сию записку
возвратите.) Н.С.».
Шубин начертил внизу карандашом: «Не беспокойтесь — я еще пока платков из
карманов не таскаю»; возвратил записку камердинеру и снова взялся за книгу. Но она скоро

6 существа без сердца (франц.)