Page 23 - Накануне
P. 23

злодеяние: мать Инсарова вдруг пропала без вести; через неделю ее нашли зарезанною. —
               Елена содрогнулась. Берсенев остановился.
                     — Продолжайте, продолжайте, — проговорила она.
                     — Ходили слухи, что ее похитил и убил турецкий ага; ее муж, отец Инсарова, дознался
               правды, хотел отметить, но он только ранил кинжалом агу… Его расстреляли.
                     — Расстреляли? без суда?
                     — Да. Инсарову в то время пошел восьмой год. Он остался на руках у соседей. Сестра
               узнала об участи братниного семейства и пожелала иметь племянника у себя. Его доставили
               в Одессу, а оттуда в Киев. В Киеве он прожил целых двенадцать лет. Оттого он так хорошо
               говорит по-русски.
                     — Он говорит по-русски?
                     — Как мы с вами. Когда ему минуло двадцать лет (это было в начале сорок восьмого
               года),  он  пожелал  вернуться  на  родину.  Был  в  Софии  и  Тырнове,  всю  Болгарию  исходил
               вдоль  и  поперек,  провел  в  ней  два  года,  выучился  опять  родному  языку.  Турецкое
               правительство  преследовало  его,  и  он,  вероятно,  в  эти  два  года  подвергался  большим
               опасностям; я раз увидел у него на шее широкий рубец, должно быть, след раны; но он об
               этом говорить не любит. Он тоже в своем роде молчальник. Я пытался его расспрашивать —
               не тут-то было. Отвечает общими фразами. Он ужасно упрям. В пятидесятом году он опять
               приехал в Россию, в Москву, с намерением образоваться вполне, сблизиться с русскими, а
               потом, когда он выйдет из университета…
                     — Что же тогда? — перебила Елена.
                     — А что бог даст. Мудрено вперед загадывать.
                     Елена долго не спускала глаз с Берсенева.
                     — Вы очень заинтересовали меня своим рассказом, — промолвила она. — Каков он из
               себя, этот ваш, как вы его назвали… Инсаров?
                     — Как вам сказать? по-моему, недурен. Да вот вы сами его увидите.
                     — Как так?
                     — Я его приведу сюда, к вам. Он послезавтра переезжает в нашу деревеньку и будет
               жить со мной на одной квартире.
                     — Неужели? Да захочет ли он прийти к вам?
                     — Еще бы! Он очень будет рад.
                     — Он не горд?
                     — Он?  Нимало.  То  есть,  если  хотите,  он  горд,  только  не  в  том  смысле,  как  вы
               понимаете. Денег он, например, взаймы ни от кого не возьмет.
                     — А он беден?
                     — Да,  небогат.  Ездивши  в  Болгарию,  он  собрал  кой-какие  крохи,  уцелевшие  от
               отцовского достояния, и тетка ему помогает; но все это безделица.
                     — У него, должно быть, много характера, — заметила Елена.
                     — Да. Это железный человек. И в то же время, вы увидите, в нем есть что-то детское,
               искреннее, при всей его сосредоточенности и даже скрытности. Правда, его искренность —
               не наша дрянная искренность, искренность людей, которым скрывать решительно нечего…
               Да вот я его к вам приведу, погодите.
                     — И не застенчив он? — спросила опять Елена.
                     — Нет, не застенчив. Одни самолюбивые люди застенчивы.
                     — А разве вы самолюбивы?
                     Берсенев смешался и развел руками.
                     — Вы  возбуждаете  мое  любопытство, —  продолжала  Елена. —  Ну,  а  скажите,  не
               отомстил он этому турецкому аге?
                     Берсенев улыбнулся.
                     — Мстят только в романах, Елена Николаевна; да и притом в двенадцать лет этот ага
               мог умереть.
                     — Однако господин Инсаров вам ничего об этом не говорил?
   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28