Page 17 - Накануне

неподвижности, с сонливыми желтыми глазками и бесцветными толстыми губами на желтом
пухлом лице. Он с самой отставки постоянно жил в Москве процентами с небольшого
капитала, оставленного ему женой из купчих. Он ничего не делал и навряд ли думал, а если и
думал, так берег свои думы про себя. Раз только в жизни он пришел в волнение и оказал
деятельность, а именно: он прочел в газетах о новом инструменте на всемирной лондонской
выставке: «контробомбардоне» и пожелал выписать себе этот инструмент, даже спрашивал,
куда послать деньги и через какую контору? Увар Иванович носил просторный сюртук
табачного цвета и белый платок на шее, ел часто и много, и только в затруднительных
случаях, то есть всякий раз, когда ему приходилось выразить какое-либо мнение, судорожно
двигал пальцами правой руки по воздуху, сперва от большого пальца к мизинцу, потом от
мизинца к большому пальцу, с трудом приговаривая: «Надо бы… как-нибудь, того…»
Увар Иванович сидел в креслах возле окна и дышал напряженно. Николай Артемьевич
ходил большими шагами по комнате, засунув руки в карманы; лицо его выражало
неудовольствие.
Он остановился наконец и покачал головой.
— Да, — начал он, — в наше время молодые люди были иначе воспитаны. Молодые
люди не позволяли себе манкировать старшим. (Он произнес: ман, в нос, по-французски.) А
теперь я только гляжу и удивляюсь. Может быть, не прав я, а они правы; может быть. Но все
же у меня есть свой взгляд на вещи: не олухом же я родился. Как вы об этом думаете, Увар
Иванович?
Увар Иванович только поглядел на него и поиграл пальцами.
— Елену Николаевну, например, — продолжал Николай Артемьевич, — Елену
Николаевну я не понимаю, точно. Я для нее не довольно возвышен. Ее сердце так обширно,
что обнимает всю природу, до малейшего таракана или лягушки, словом все, за
исключением родного отца. Ну, прекрасно; я это знаю и уж не суюсь. Потому тут и нервы, и
ученость, и паренье в небеса, это все не по нашей части. Но господин Шубин… положим, он
артист удивительный, необыкновенный, я об этом не спорю; однако манкировать старшему,
человеку, которому он все-таки, можно сказать, обязан многим, — это я, признаюсь, dans
4
mon gros bon sens , допустить не могу. Я от природы не взыскателен, нет; но всему есть
мера.
Анна Васильевна позвонила с волнением. Вошел казачок.
— Что же Павел Яковлевич не идет? — проговорила она. — Что это я его дозваться не
могу?
Николай Артемьевич пожал плечами.
— Да на что, помилуйте, вы хотите его позвать? Я этого вовсе не требую, не желаю
даже.
— Как на что, Николай Артемьевич? Он вас обеспокоил; может быть, помешал курсу
вашего лечения. Я хочу объясниться с ним. Я хочу знать, чем он мог вас прогневать.
5
— Я вам повторяю, что я этого не требую. И что за охота… devant les domestiques …
Анна Васильевна слегка покраснела.
— Напрасно вы это говорите, Николай Артемьевич. Я никогда… devant… les
domestiques… Ступай, Федюшка, да смотри, сейчас приведи сюда Павла Яковлевича.
Казачок вышел.
— И нисколько это все не нужно, — проговорил сквозь зубы Николай Артемьевич и
снова принялся шагать по комнате. — Я совсем не к тому речь вел.
— Помилуйте, Paul должен извиниться перед вами.
— Помилуйте, на что мне его извинения? И что такое извинения? Это все фразы.

4 при всем моем здравом смысле (франц.)

5 перед прислугой (франц.)