Page 5 - Накануне

будут.
— Значит, ананасы не нужны; а впрочем, не бойся: всегда найдутся любители даже
хлеб от чужого рта отнимать.
Оба приятеля помолчали.
— Я на днях опять встретил Инсарова, — начал Берсенев, — я пригласил его к себе; я
непременно хочу познакомить его с тобой… и с Стаховыми.
— Какой это Инсаров? Ах да, этот серб или болгар, о которой ты мне говорил? Патриот
этот? Уж не он ли внушил тебе все эти философические мысли?
— Может быть.
— Необыкновенный он индивидуум, что ли?
— Да.
— Умный? Даровитый?
— Умный?.. Да. Даровитый? Не знаю, не думаю.
— Нет? Что же в нем замечательного?
— Вот увидишь. А теперь, я думаю, нам пора идти. Анна Васильевна нас, чай,
дожидается. Который-то час?
— Третий. Пойдем. Как душно! Этот разговор во мне всю кровь зажег. И у тебя была
минута… я недаром артист: я на все заметлив. Признайся, занимает тебя женщина?..
Шубин хотел заглянуть в лицо Берсеневу, но он отвернулся и вышел из-под липы.
Шубин отправился вслед за ним, развалисто-грациозно переступая своими маленькими
ножками. Берсенев двигался неуклюже, высоко поднимал на ходу плечи, вытягивал шею; а
все-таки он казался более порядочным человеком, чем Шубин, более джентльменом, сказали
бы мы, если б это слово не было у нас так опошлено.

II

Молодые люди спустились к Москве-реке и пошли вдоль ее берега. От воды веяло
свежестью, и тихий плеск небольших волн ласкал слух.
— Я бы опять выкупался, — заговорил Шубин, — да боюсь опоздать. Посмотри на
реку: она словно нас манит. Древние греки в ней признали бы нимфу. Но мы не греки, о
нимфа! мы толстокожие скифы.
— У нас есть русалки, — заметил Берсенев.
— Поди ты с своими русалками! На что мне, ваятелю, эти исчадия запуганной,
холодной фантазии, эти образы, рожденные в духоте избы, во мраке зимних ночей? Мне
нужно света, простора… Когда же, боже мой, поеду я в Италию? Когда…
— То есть, ты хочешь сказать, в Малороссию?
— Стыдно тебе, Андрей Петрович, упрекать меня в необдуманной глупости, в которой
я и без того горько раскаиваюсь. Ну да, я поступил как дурак: добрейшая Анна Васильевна
дала мне денег на поездку в Италию, а я отправился к хохлам, есть галушки, и…
— Не договаривай, пожалуйста, — перебил Берсенев.
— И все-таки я скажу, что эти деньги не были истрачены даром. Я увидал там такие
типы, особенно женские… Конечно, я знаю: вне Италии нет спасения!
— Ты поедешь в Италию, — проговорил Берсенев, не оборачиваясь к нему, — и ничего
не сделаешь. Будешь все только крыльями размахивать и не полетишь. Знаем мы вас!
— Ставассер полетел же… И не он один. А не полечу — значит, я пингуин морской,
без крыльев. Мне душно здесь, в Италию хочу, — продолжал Шубин, — там солнце, там
красота…
Молодая девушка, в широкой соломенной шляпе, с розовым зонтиком на плече,
показалась в это мгновение на тропинке, по которой шли приятели.
— Но что я вижу? И здесь к нам навстречу идет красота! Привет смиренного
художника очаровательной Зое! — крикнул вдруг Шубин, театрально размахнув шляпой.
Молодая девушка, к которой относилось это восклицание, остановилась, погрозила ему