Page 120 - Обыкновенная история

олимпийские игры, стало быть, учат так… потому что порядок такой! чтоб по глазам только
было видно, что учился. Да и как не забыть: ведь в свете об этом уж потом ничего никогда не
говорят, а заговори-ка кто, так, я думаю, просто выведут! Нет, нас пара».
И вот, когда Юлия вышла из детства, ее на первом шагу встретила самая печальная
действительность – обыкновенный муж. Как он далек был от тех героев, которых создало ей
воображение и поэты!
Пять лет провела она в этом скучном сне, как она называла замужество без любви, и
вдруг явились свобода и любовь. Она улыбнулась, простерла к ним горячие объятия и
предалась своей страсти, как человек предается быстрому бегу на коне. Он несется с
могучим животным, забывая пространство. Дух замирает, предметы бегут назад; в лицо веет
свежесть; грудь едва выносит ощущение неги… или как человек, предающийся беспечно в
челноке течению волн: солнце греет его, зеленые берега мелькают в глазах, игривая волна
ласкает корму и так сладко шепчет, забегает вперед и манит все дальше, дальше, показывая
путь бесконечной струей… И он влечется. Некогда смотреть и думать тогда, чем кончится
путь: мчит ли конь в пропасть, влечет ли волна на скалу?.. Мысли уносит ветер, глаза
закрываются, обаяние непреодолимо… так и она не преодолевала его, а все влеклась,
влеклась… Для нее наконец настали поэтические мгновения жизни: она полюбила эту то
сладостную, то мучительную тревожность души, искала сама волнений, выдумывала себе и
муку и счастье. Она пристрастилась к своей любви, как пристращаются к опиуму, и жадно
пила сердечную отраву.
Юлия была уж взволнована ожиданием. Она стояла у окна, и нетерпение ее возрастало
с каждой минутой. Она ощипывала китайскую розу и с досадой бросала листья на пол, а
сердце так и замирало: это был момент муки. Она мысленно играла в вопрос и ответ: придет
или не придет? вся сила ее соображения была устремлена на то, чтоб решить эту мудреную
задачу. Если соображения говорили утвердительно, она улыбалась, если нет – бледнела.
Когда Александр подъехал, она, бледная, опустилась в кресла от изнеможения – так
сильно работали в ней нервы. Когда он вошел… невозможно описать этого взгляда, которым
она встретила его, этой радости, которая мгновенно разлилась по всем ее чертам, как будто
они год не видались, а они виделись накануне. Она молча указала на стенные часы; но едва
он заикнулся, чтоб оправдаться, она, не выслушав, поверила, простила, забыла всю боль
нетерпения, подала ему руку, и оба сели на диван и долго говорили, долго молчали, долго
смотрели друг на друга. Не напомни человек, они непременно забыли бы обедать.
Сколько наслаждений! Никогда Александру и не мечталось о такой полноте искренних,
сердечных излияний. Летом прогулки вдвоем за городом: если толпу привлекали
куда-нибудь музыка, фейерверк, вдали между деревьями мелькали они, гуляя под руку.
Зимой Александр приезжал к обеду, и после они сидели рядом у камина до ночи. Иногда
велели закладывать санки и, промчавшись по темным улицам, спешили продолжать
нескончаемую беседу за самоваром. Каждое явление кругом, каждое мимолетное движение
мысли и чувства – все замечалось и делилось вдвоем.
Александр боялся встречи с дядей, как огня. Он иногда приходил к Лизавете
Александровне, но она никогда не успевала расшевелить в нем откровенности. Он всегда
был в беспокойстве, чтоб не застал дядя и не разыграл с ним опять какой-нибудь сцены, и
оттого всегда сокращал свои визиты.
Был ли он счастлив? Про других можно сказать в таком случае и да и нет, а про него
нет; у него любовь начиналась страданием. Минутами, когда он успевал забыть прошлое,
он верил в возможность счастья, в Юлию и в ее любовь. В другое время он вдруг смущался в
пылу самых искренних излияний, с боязнию слушал ее страстный, восторженный бред. Ему
казалось, что вот, того и гляди, она изменит или какой-нибудь другой неожиданный удар
судьбы мигом разрушит великолепный мир блаженства. Вкушая минуту радости, он знал,
что ее надо выкупить страданием, и хандра опять находила на него.
Однако ж прошла зима, настало лето, а любовь не кончалась. Юлия привязывалась к
нему все сильнее. Ни измены, ни удара судьбы не было: случилось совсем другое. Взор его