Page 156 - Обыкновенная история
P. 156
При первом ударе грома Анна Павловна перекрестилась и ушла с балкона.
– Нет, уж сегодня нечего, видно, ждать, – сказала она со вздохом, – от грозы где-нибудь
остановился, разве к ночи.
Вдруг послышался стук колес, только не от рощи, а с другой стороны. Кто-то въехал на
двор. У Адуевой замерло сердце.
«Как же оттуда? – думала она, – разве не хотел ли он тайком приехать? Да нет, тут не
дорога».
Она не знала, что подумать; но вскоре все объяснилось. Через минуту вошел Антон
Иваныч. Волосы его серебрились проседью; сам он растолстел; щеки отекли от бездействия
и объедения. На нем был тот же сюртук, те же широкие панталоны.
– Уж я вас ждала, ждала, Антон Иваныч, – начала Анна Павловна, – думала, что не
будете, – отчаялась было.
– Грех это думать! к кому другому, матушка, – так! меня не ко всякому залучишь…
только не к вам. Замешкался не по своей вине: ведь я нынче на одной лошадке разъезжаю.
– Что так? – спросила рассеянно Анна Павловна, подвигаясь к окну.
– Чего, матушка, с крестин у Павла Савича пегашка захромала: угораздила нелегкая
кучера положить через канавку старую дверь от амбара… бедные люди, видите! Не стало
новой дощечки! А на двери-то был гвоздь или крючок, что ли, – лукавый их знает! Лошадь
как ступила, так в сторону и шарахнулась и мне чуть было шеи не сломала… пострелы
этакие! Вот с тех пор и хромает… Ведь есть же скареды такие! Вы не поверите, матушка, что
это у них в доме: в иной богадельне лучше содержат народ. А в Москве, на Кузнецком мосту,
что год, то тысяч десять и просадят!
Анна Павловна слушала его рассеянно и слегка покачала головой, когда он кончил.
– А ведь я от Сашеньки письмо получила, Антон Иваныч! – перебила она, – пишет, что
около двадцатого будет: так я и не вспомнилась от радости.
– Слышал, матушка: Прошка сказывал, да я сначала-то не разобрал, что он говорит:
подумал, что уж и приехал; с радости меня индо в пот бросило.
– Дай бог вам здоровья, Антон Иваныч, что любите нас.
– Еще бы не любить! Да ведь я Александра Федорыча на руках носил: все равно, что
родной.
– Спасибо вам, Антон Иваныч: бог вас наградит! А я другую ночь почти не сплю и
людям не даю спать: неравно приедет, а мы все дрыхнем – хорошо будет! Вчера и третьего
дня до рощи пешком ходила, и нынче бы пошла, да старость проклятая одолевает. Ночью
бессонница истомила. Садитесь-ка, Антон Иваныч. Да вы все перемокли: не хотите ли
выпить и позавтракать? Обедать-то, может быть, поздно придется: станем поджидать
дорогого гостя.
– Так разве, закусить. А то я уж, признаться, завтракать-то завтракал.
– Где это вы успели?
– А на перепутье у Марьи Карповны остановился. Ведь мимо их приходилось: больше
для лошади, нежели для себя: ей дал отдохнуть. Шутка ли по нынешней жаре двенадцать
верст махнуть! Там кстати и закусил. Хорошо, что не послушался: не остался, как ни
удерживали, а то бы гроза захватила там на целый день.
– Что, каково поживает Марья Карповна?
– Слава богу! кланяется вам.
– Покорно благодарю; а дочка-то, Софья Михайловна, с муженьком-то, что?
– Ничего, матушка; уж шестой ребеночек в походе. Недели через две ожидают.
Просили меня побывать около того времени. А у самих в доме бедность такая, что и не
глядел бы. Кажись, до детей ли бы? так нет: туда же!
– Что вы!
– Ей-богу! в покоях косяки все покривились; пол так и ходит под ногами; через крышу
течет. И поправить-то не на что, а на стол подадут супу, ватрушек да баранины – вот вам и
все! А ведь как усердно зовут!