Page 26 - Обыкновенная история
P. 26
ни водки, ни закуски. Хозяин пятится от объятий, смотрит на гостя как-то странно. В
соседней комнате звенят ложками, стаканами: тут-то бы и пригласить, а его искусными
намеками стараются выпроводить… Все назаперти, везде колокольчики: не мизерно ли это?
да какие-то холодные, нелюдимые лица. А там, у нас, входи смело; если отобедали, так опять
для гостя станут обедать; самовар утром и вечером не сходит со стола, а колокольчиков и в
магазинах нет. Обнимаются, целуются все, и встречный и поперечный. Сосед там – так
настоящий сосед, живут рука в руку, душа в душу; родственник – так родственник: умрет за
своего… эх, грустно!
Александр добрался до Адмиралтейской площади и остолбенел. Он с час простоял
4
перед Медным Всадником , но не с горьким упреком в душе, как бедный Евгений , а с
восторженной думой. Взглянул на Неву, окружающие ее здания – и глаза его засверкали. Он
вдруг застыдился своего пристрастия к тряским мостам, палисадникам, разрушенным
заборам. Ему стало весело и легко. И суматоха, и толпа – все в глазах его получило другое
значение. Замелькали опять надежды, подавленные на время грустным впечатлением; новая
жизнь отверзала ему объятия и манила к чему-то неизвестному. Сердце его сильно билось.
Он мечтал о благородном труде, о высоких стремлениях и преважно выступал по Невскому
проспекту, считая себя гражданином нового мира… В этих мечтах воротился он домой.
Вечером, в 11 часов, дядя прислал звать его пить чай.
– Я только что из театра, – сказал дядя, лежа на диване.
– Как жаль, что вы не сказали мне давеча, дядюшка: я бы пошел вместе с вами.
– Я был в креслах, куда ж ты, на колени бы ко мне сел? – сказал Петр Иваныч, – вот
завтра поди себе один.
– Одному грустно в толпе, дядюшка; не с кем поделиться впечатлением…
– И незачем! надо уметь и чувствовать и думать, словом жить одному; со временем
понадобится. Да еще тебе до театра надо одеться прилично.
Александр посмотрел на свое платье и удивился словам дяди. «Чем же я неприлично
одет? – думал он, – синий сюртук, синие панталоны…»
– У меня, дядюшка, много платья, – сказал он, – шил Кенигштейн; он у нас на
губернатора работает.
– Нужды нет, все-таки оно не годится, на днях я завезу тебя к своему портному; но это
пустяки. Есть о чем важнее поговорить. Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?
– Я приехал… жить.
– Жить? то есть если ты разумеешь под этим есть, пить и спать, так не стоило труда
ездить так далеко: тебе так не удастся ни поесть, ни поспать здесь, как там, у себя; а если ты
думал что-нибудь другое, так объяснись…
– Пользоваться жизнию, хотел я сказать, – прибавил Александр, весь покраснев, – мне в
деревне надоело – все одно и то же…
– А! вот что! Что ж, ты наймешь бельэтаж на Невском проспекте, заведешь карету,
составишь большой круг знакомства, откроешь у себя дни?
– Ведь это очень дорого, – заметил наивно Александр.
– Мать пишет, что она дала тебе тысячу рублей: этого мало, – сказал Петр Иваныч. –
Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело в деревне; он хочет
пользоваться жизнию, так тот привез пятьдесят тысяч и ежегодно будет получать по стольку
же. Он точно будет пользоваться жизнию в Петербурге, а ты – нет! ты не за тем приехал.
– По словам вашим, дядюшка, выходит, что я как будто сам не знаю, зачем я приехал.
– Почти так; это лучше сказано: тут есть правда; только все еще нехорошо. Неужели
ты, как сбирался сюда, не задал себе этого вопроса: зачем я еду? Это было бы не лишнее.
– Прежде, нежели я задал себе этот вопрос, у меня уже был готов ответ! – с гордостию
отвечал Александр.
4 Евгений – герой поэмы А.С. Пушкина «Медный Всадник» (1833).