Page 29 - Обыкновенная история
P. 29

когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет; и денег не просит: он малый покойный. Есть
               странности…  лезет  целоваться,  говорит,  как  семинарист…  ну,  да  от  этого  отвыкнет;  и  то
               хорошо, что он не сел мне на шею.
                     – Есть состояние? – спросил тот.
                     – Нет; каких-нибудь сто душонок.
                     – Что ж! если есть способности, так он пойдет здесь… ведь и вы не с большего начали,
               а вот, слава богу…
                     – Нет! куда! ничего не сделает. Эта глупая восторженность никуда не годится, ах да ох!
               не привыкнет он к здешнему порядку: где ему сделать карьеру! напрасно приезжал… ну, это
               уж его дело.
                     Александр долгом считал любить дядю, но никак не мог привыкнуть к его характеру и
               образу мыслей.

                                «Дядюшка  у  меня,  кажется,  добрый  человек, –  писал  он  в  одно  утро  к
                          Поспелову, –  очень  умен,  только  человек  весьма  прозаический,  вечно  в  делах,  в
                          расчетах… Дух его будто прикован к земле и никогда не возносится до чистого,
                          изолированного  от  земных  дрязгов  созерцания  явлений  духовной  природы
                          человека. Небо у него неразрывно связано с землей, и мы с ним, кажется, никогда
                          совершенно не сольемся душами. Едучи сюда, я думал, что он, как дядя, даст мне
                          место  в  сердце,  согреет  меня  в  здешней  холодной  толпе  горячими  объятьями
                          дружбы; а дружба, ты знаешь, второе провиденье!    Но и он есть не что иное, как
                          выражение этой толпы. Я думал делить с ним вместе время, не расставаться ни на
                          минуту, но что встретил? – холодные советы, которые он называет дельными; но
                          пусть они лучше будут недельны, но полны теплого, сердечного участия. Он горд
                          не горд, но враг всяких искренних излияний; мы не обедаем, не ужинаем вместе,
                          никуда не ездим. Приехав, он никогда не расскажет, где был, что делал, и никогда
                          также не говорит, куда едет и зачем, кто у него знакомые, нравится ему что, нет ли,
                          как  он  проводит  время.  Никогда  не  сердит  особенно,  ни  ласков,  ни  печален,  ни
                          весел.  Сердцу  его  чужды  все  порывы  любви,  дружбы,  все  стремления  к
                          прекрасному.  Часто  говоришь,  и  говоришь  как  вдохновенный  пророк,  почти  как
                          наш великий, незабвенный Иван Семеныч, когда он, помнишь, гремел с кафедры, а
                          мы  трепетали  в  восторге  от  его  огненного  взора  и  слова;  а  дядюшка?  слушает,
                          подняв  брови,  и  смотрит  престранно,  или  засмеется  как-то  по-своему,  таким
                          смехом, который леденит у меня кровь, – и прощай, вдохновение! Я иногда вижу в
                                                               5
                          нем как будто пушкинского демона…  Не верит он любви , и проч., говорит, что
                          счастья нет, что его никто и не обещал, а что есть просто жизнь, разделяющаяся
                          поровну  на  добро  и  зло,  на  удовольствие,  удачу,  здоровье,  покой,  потом  на
                          неудовольствие,  неудачу,  беспокойство,  болезни  и  проч.,  что  на  все  на  это  надо
                          смотреть просто, не забирать себе в голову бесполезных – каково? бесполезных! –
                          вопросов о том, зачем мы созданы да к чему стремимся, – что это не наша забота и
                          что от этого мы не видим, что у нас под носом, и не делаем своего дела… только и
                          слышишь о деле! В нем не отличишь, находится ли он под влиянием какого-нибудь
                          наслаждения  или  прозаического  дела:  и  за  счетами,  и  в  театре,  все  одинаков;
                          сильных впечатлений не знает и, кажется, не любит изящного: оно чуждо душе его;
                          я думаю, он не читал даже Пушкина…»

                     Петр Иваныч неожиданно явился в комнату племянника и застал его за письмом.
                     – Я пришел посмотреть, как ты тут устроился, – сказал дядя, – и поговорить о деле.
                     Александр вскочил и проворно что-то прикрыл рукой.
                     – Спрячь, спрячь свой секрет, – сказал Петр Иваныч, – я отвернусь. Ну, спрятал? А это
               что выпало? что это такое?
                     – Это, дядюшка, ничего… – начал было Александр, но смешался и замолчал.

                 5   Александр Адуев имеет здесь в виду стихотворение А.С. Пушкина «Демон» (1823).
   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34