Page 27 - Обыкновенная история
P. 27
– Так что же ты не говоришь? ну, зачем?
– Меня влекло какое-то неодолимое стремление, жажда благородной деятельности; во
мне кипело желание уяснить и осуществить…
Петр Иваныч приподнялся немного с дивана, вынул из рта сигару и навострил уши.
– Осуществить те надежды, которые толпились…
– Не пишешь ли ты стихов? – вдруг спросил Петр Иваныч.
– И прозой, дядюшка; прикажете принести?
– Нет, нет!.. после когда-нибудь; я так только спросил.
– А что?
– Да ты так говоришь…
– Разве нехорошо?
– Нет, – может быть, очень хорошо, да дико.
– У нас профессор эстетики так говорил и считался самым красноречивым
профессором, – сказал смутившийся Александр.
– О чем же он так говорил?
– О своем предмете.
– А!
– Как же, дядюшка, мне говорить?
– Попроще, как все, а не как профессор эстетики. Впрочем, этого вдруг растолковать
нельзя; ты после сам увидишь. Ты, кажется, хочешь сказать, сколько я могу припомнить
университетские лекции и перевести твои слова, что ты приехал сюда делать карьеру и
фортуну, – так ли?
– Да, дядюшка, карьеру…
– И фортуну, – прибавил Петр Иваныч, – что за карьера без фортуны? Мысль хороша –
только… напрасно ты приезжал.
– Отчего же? Надеюсь, вы не по собственному опыту говорите это? – сказал Александр,
глядя вокруг себя.
– Дельно замечено. Точно, я хорошо обставлен, и дела мои недурны. Но, сколько я
посмотрю, ты и я – большая разница.
– Я никак не смею сравнивать себя с вами…
– Не в том дело; ты, может быть, вдесятеро умнее и лучше меня… да у тебя, кажется,
натура не такая, чтоб поддалась новому порядку; а тамошний порядок – ой, ой! Ты, вон,
изнежен и избалован матерью; где тебе выдержать все, что я выдержал? Ты, должно быть,
мечтатель, а мечтать здесь некогда; подобные нам ездят сюда дело делать.
– Может быть, я в состоянии что-нибудь сделать, если вы не оставите меня вашими
советами и опытностью…
– Советовать – боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор –
станешь пенять на меня; а мнение свое сказать, изволь – не отказываюсь, ты слушай или не
слушай, как хочешь. Да нет! я не надеюсь на удачу. У вас там свой взгляд на жизнь: как
переработаешь его? Вы помешались на любви, на дружбе, да на прелестях жизни, на счастье;
думают, что жизнь только в этом и состоит: ах да ох! Плачут, хнычут да любезничают, а дела
не делают… как я отучу тебя от всего этого? – мудрено!
– Я постараюсь, дядюшка, приноровиться к современным понятиям. Уже сегодня,
глядя на эти огромные здания, на корабли, принесшие нам дары дальних стран, я подумал об
успехах современного человечества, я понял волнение этой разумно-деятельной толпы, готов
слиться с нею…
Петр Иваныч при этом монологе значительно поднял брови и пристально посмотрел на
племянника. Тот остановился.
– Дело, кажется, простое, – сказал дядя, – а они бог знает что заберут в голову…
«разумно-деятельная толпа»!! Право, лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой
славно: был бы там умнее всех, прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил
бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно