Page 30 - Обыкновенная история
P. 30

– Кажется, волосы! Подлинно ничего! уж я видел одно, так покажи и то, что спрятал в
               руке.
                     Александр, точно уличенный школьник, невольно разжал руку и показал кольцо.
                     – Что это? откуда? – спросил Петр Иваныч.
                     – Это, дядюшка, вещественные знаки… невещественных отношений…
                     – Что? что? дай-ка сюда эти знаки.
                     – Это залоги…
                     – Верно, из деревни привез?
                     – От Софьи, дядюшка, на память… при прощанье…
                     – Так и есть. И это ты вез за тысячу пятьсот верст?
                     Дядя покачал головой.
                     – Лучше  бы  ты  привез  еще  мешок  сушеной  малины:  ту,  по  крайней  мере,  в  лавочку
               сбыли, а эти залоги…
                     Он рассматривал то волосы, то колечко; волосы понюхал, а колечко взвесил на руке.
               Потом взял бумажку со стола, завернул в нее оба знака, сжал все это в компактный комок и –
               бац в окно.
                     – Дядюшка! –  неистово  закричал  Александр,  схватив  его  за  руку,  но  поздно:  комок
               перелетел через угол соседней крыши, упал в канал, на край барки с кирпичами, отскочил и
               прыгнул в воду.
                     Александр молча, с выражением горького упрека, смотрел на дядю.
                     – Дядюшка! – повторил он.
                     – Что?
                     – Как назвать ваш поступок?
                     – Бросанием из окна в канал невещественных знаков и всякой дряни и пустяков, чего не
               нужно держать в комнате…
                     – Пустяков! это пустяки!
                     – А ты думал что? – половина твоего сердца… Я пришел к нему за делом, а он вон чем
               занимается – сидит да думает над дрянью!
                     – Разве это мешает делу, дядюшка?
                     – Очень. Время проходит, а ты до сих пор мне еще и не помянул о своих намерениях:
               хочешь ли ты служить, избрал ли другое занятие – ни слова! а все оттого, что у тебя Софья
               да знаки на уме. Вот ты, кажется, к ней письмо пишешь? Так?
                     – Да… я начал было…
                     – А к матери писал?
                     – Нет еще, я хотел завтра.
                     – Отчего  же  завтра?  К  матери  завтра,  а  к  Софье,  которую  через  месяц  надо  забыть,
               сегодня…
                     – Софью? можно ли ее забыть?
                     – Должно.  Не  брось  я  твоих  залогов,  так,  пожалуй,  чего  доброго,  ты  помнил  бы  ее
               лишний месяц. Я оказал тебе вдвойне услугу. Через несколько лет эти знаки напомнили бы
               тебе глупость, от которой бы ты краснел.
                     – Краснеть  от  такого  чистого,  святого  воспоминания?  это  значит  не  признавать
               поэзии…
                     – Какая  поэзия  в  том,  что  глупо?  поэзия,  например,  в  письме  твоей  тетки!  желтый
               цветок, озеро, какая-то тайна… как я стал читать – мне так стало нехорошо, что и сказать
               нельзя! чуть не покраснел, а уж я ли не отвык краснеть!
                     – Это ужасно, ужасно, дядюшка! стало быть, вы никогда не любили?
                     – Знаков терпеть не мог.
                     – Это  какая-то  деревянная  жизнь! –  сказал  в  сильном  волнении  Александр, –
                                                                                                       6
               прозябание, а не жизнь! прозябать без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви…

                 6   …без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви – из стихотворения А.С. Пушкина «К***» («Я помню
   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35