Page 42 - Очарованный странник
P. 42

- Нет, не шучу, а если не веришь, так испытай.
                     - Ну как, - говорю, - я могу это испытывать?
                     - А очень просто: ты желаешь знать, каково мое дарование? У меня ведь, брат, большое
               дарование: я вот, видишь, - я сейчас пьян... Так или нет: пьян я?
                     Я  посмотрел  на  него  и  вижу,  что  он  совсем  сизый  и  весь  осоловевши  и  на  ногах
               покачивается, и говорю:
                     - Да разумеется, что ты пьян.
                     А он отвечает:
                     - Ну, теперь отвернись на минуту на образ и прочитай в уме "Отче наш".
                     Я отвернулся и действительно, только "Отче наш", глядя на образ, в уме прочитал, а
               этот пьяный баринок уже опять мне командует:
                     - А ну-ка погляди теперь на меня? пьян я теперь или нет?
                     Обернулся я и вижу, что он, точно ни в одном глазу у него ничего не было, и стоит,
               улыбается.
                     Я говорю:
                     - Что же это значит: какой это секрет?
                     А он отвечает:
                     - Это, - говорит, - не секрет, а это называется магнетизм*.
                     - Не понимаю, мол, что это такое?
                     - Такая воля, - говорит, - особенная в человеке помещается, и ее нельзя ни пропить, ни
               проспать,  потому  что  она  дарована.  Я,  -  говорит,  это  тебе  показал  для  того,  чтобы  ты
               понимал, что я, если захочу, сейчас могу остановиться и никогда не стану пить, но я этого не
               хочу,  чтобы  другой  кто-нибудь  за  меня  не  запил,  а  я,  поправившись,  чтобы  про  бога  не
               позабыл. Но с другого человека со всякого я готов и могу запойную страсть в одну минуту
               свести.
                     - Так сведи, - говорю, - сделай милость, с меня!
                     - А ты, - говорит, - разве пьешь?
                     - Пью, - говорю, - и временем даже очень усердно пью.
                     - Ну так не робей же,  -  говорит,  -  это все дело моих рук, и я тебя за твое угощение
               отблагодарю: все с тебя сниму.
                     - Ах, сделай милость, прошу, сними!
                     - Изволь, - говорит, - любезный, изволь: я тебе это за твое угощение сделаю; сниму и на
               себя возьму, - и с этим крикнул опять вина и две рюмки.
                     Я говорю:
                     - На что тебе две рюмки?
                     - Одна, - говорит, - для меня, другая - для тебя?
                     - Я, мол, пить не стану.
                     А он вдруг как бы осерчал и говорит:
                     - Тссс! силянс*! молчать! Ты теперь кто? - больной.
                     - Ну, мол, ладно, будь по-твоему: я больной.
                     -  А  я,  -  говорит,  -  лекарь,  и  ты  должен  мои  приказания  исполнять  и  принимать
               лекарство, - и с этим налил и мне и себе по рюмке и начал над моей рюмкой в воздухе, вроде
               как архиерейский регент, руками махать. Помахал, помахал и приказывает:
                     - Пей!
                     Я было усумнился, но как, по правде сказать, и самому мне винца попробовать очень
               хотелось и он приказывает: "Дай, - думаю, - ни для чего иного, а для любопытства выпью!" -
               и выпил.
                     - Хороша ли, - спрашивает, - вкусна ли или горька?
                     - Не знаю, мол, как тебе сказать.
                     - А это значит, - говорит, - что ты мало принял, - и налил вторую рюмку и давай опять
               над нею руками мотать. Помотает-помотает и отряхнет, и опять заставил меня и эту, другую,
               рюмку выпить и вопрошает: "Эта какова?"
   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47