Page 97 - Отцы и дети

– Евгений, ты знаешь, я всегда был откровенен с тобою; могу тебя уверить, божусь
тебе, что ты ошибаешься.
– Гм! Новое слово, – заметил вполголоса Базаров. – Но тебе не для чего горячиться, мне
ведь это совершенно все равно. Романтик сказал бы: я чувствую, что наши дороги начинают
расходиться, а я просто говорю, что мы друг другу приелись.
– Евгений…
– Душа моя, это не беда; то ли еще на свете приедается! А теперь, я думаю, не
проститься ли нам? С тех пор как я здесь, я препакостно себя чувствую, точно начитался
писем Гоголя к калужской губернаторше. Кстати ж, я не велел откладывать лошадей.
– Помилуй, это невозможно!
– А почему?
– Я уже не говорю о себе; но это будет в высшей степени невежливо перед Анной
Сергеевной, которая непременно пожелает тебя видеть.
– Ну, в этом ты ошибаешься.
– А я, напротив, уверен, что я прав, – возразил Аркадий. – И к чему ты притворяешься?
Уж коли на то пошло, разве ты сам не для нее сюда приехал?
– Это, может быть, и справедливо, но ты все-таки ошибаешься.
Но Аркадий был прав. Анна Сергеевна пожелала повидаться с Базаровым и пригласила
его к себе через дворецкого. Базаров переоделся, прежде чем пошел к ней: оказалось, что он
уложил свое новое платье так, что оно было у него под рукою.
Одинцова его приняла не в той комнате, где он так неожиданно объяснился ей в любви,
а в гостиной. Она любезно протянула ему кончики пальцев, но лицо ее выражало невольное
напряжение.
– Анна Сергеевна, – поторопился сказать Базаров, – прежде всего я должен вас
успокоить. Перед вами смертный, который сам давно опомнился и надеется, что и другие
забыли его глупости. Я уезжаю надолго, и согласитесь, хоть я и не мягкое существо, но мне
было бы невесело унести с собою мысль, что вы вспоминаете обо мне с отвращением.
Анна Сергеевна глубоко вздохнула, как человек, только что взобравшийся на высокую
гору, и лицо ее оживилось улыбкой. Она вторично протянула Базарову руку, и отвечала на
его пожатие.
– Кто старое помянет, тому глаз вон, – сказала она, – тем более что, говоря по совести,
и я согрешила тогда если не кокетством, так чем-то другим. Одно слово: будемте приятелями
по-прежнему. То был сон, не правда ли? А кто же сны помнит?
– Кто их помнит? Да притом любовь… ведь это чувство напускное.
– В самом деле? Мне очень приятно это слышать.
Так выражалась Анна Сергеевна, и так выражался Базаров; они оба думали, что
говорили правду. Была ли правда, полная правда, в их словах? Они сами этого не знали, а
автор и подавно. Но беседа у них завязалась такая, как будто они совершенно поверили друг
другу.
Анна Сергеевна спросила, между прочим, Базарова, что он делал у Кирсановых. Он
чуть было не рассказал ей о своей дуэли с Павлом Петровичем, но удержался при мысли, как
бы она не подумала, что он интересничает, и отвечал ей, что он все это время работал.
– А я, – промолвила Анна Сергеевна, – сперва хандрила, бог знает отчего, даже за
границу собиралась, вообразите!.. Потом это прошло; ваш приятель, Аркадий Николаич,
приехал, и я опять попала в свою колею, в свою настоящую роль.
– В какую это роль, позвольте узнать?
– Роль тетки, наставницы, матери, как хотите назовите. Кстати, знаете ли, что я прежде
хорошенько не понимала вашей тесной дружбы с Аркадием Николаичем; я находила его
довольно незначительным. Но теперь я его лучше узнала и убедилась, что он умен… А
главное, он молод, молод… не то, что мы с вами, Евгений Васильич.
– Он все так же робеет в вашем присутствии? – спросил Базаров.
– А разве… – начала было Анна Сергеевна и, подумав немного, прибавила: – Теперь он