Page 152 - Преступление и наказание

одну статью, но я снес ее тогда в газету «Еженедельная речь», а не в «Периодическую».
— А попала в «Периодическую».
— Да ведь «Еженедельная речь» перестала существовать, потому тогда и не
напечатали…
— Это правда-с; но, переставая существовать, «Еженедельная речь» соединилась с
«Периодическою речью», а потому и статейка ваша, два месяца назад, явилась в
«Периодической речи». А вы не знали?
Раскольников действительно ничего не знал.
— Помилуйте, да вы деньги можете с них спросить за статью! Какой, однако ж, у вас
характер! Живете так уединенно, что таких вещей, до вас прямо касающихся, не ведаете. Это
ведь факт-с.
— Браво, Родька! И я тоже не знал! — вскричал Разумихин. — Сегодня же в читальню
забегу и нумер спрошу! Два месяца назад? Которого числа? Всё равно разыщу! Вот
штука-то! И не скажет!
— А вы почему узнали, что статья моя? Она буквой подписана.
— А случайно, и то на днях. Через редактора; я знаком… Весьма заинтересовался.
— Я рассматривал, помнится, психологическое состояние преступника в продолжение
всего хода преступления.
— Да-с, и настаиваете, что акт исполнения преступления сопровождается всегда
болезнию. Очень, очень оригинально, но… меня, собственно, не эта часть вашей статейки
заинтересовала, а некоторая мысль, пропущенная в конце статьи, но которую вы, к
сожалению, проводите только намеком, неясно… Одним словом, если припомните,
проводится некоторый намек на то, что существуют на свете будто бы некоторые такие лица,
которые могут… то есть не то что могут, а полное право имеют совершать всякие бесчинства
и преступления, и что для них будто бы и закон не писан.
Раскольников усмехнулся усиленному и умышленному искажению своей идеи.
— Как? Что такое? Право на преступление? Но ведь не потому, что «заела среда»? — с
каким-то даже испугом осведомился Разумихин.
— Нет, нет, не совсем потому, — ответил Порфирий. — Всё дело в том, что в ихней
статье все люди как-то разделяются на «обыкновенных» и «необыкновенных».
Обыкновенные должны жить в послушании и не имеют права переступать закона, потому
что они, видите ли, обыкновенные. А необыкновенные имеют право делать всякие
преступления и всячески преступать закон, собственно потому, что они необыкновенные.
Так у вас, кажется, если только не ошибаюсь?
— Да как же это? Быть не может, чтобы так! — в недоумении бормотал Разумихин.
Раскольников усмехнулся опять. Он разом понял, в чем дело и на что его хотят
натолкнуть; он помнил свою статью. Он решился принять вызов.
— Это не совсем так у меня, — начал он просто и скромно. — Впрочем, признаюсь, вы
почти верно ее изложили, даже, если хотите, и совершенно верно… (Ему точно приятно
было согласиться, что совершенно верно). Разница единственно в том, что я вовсе не
настаиваю, чтобы необыкновенные люди непременно должны и обязаны были творить
всегда всякие бесчинства, как вы говорите. Мне кажется даже, что такую статью и в печать
бы не пропустили. Я просто-запросто намекнул, что «необыкновенный» человек имеет
право… то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести
перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение
его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует. Вы
изволите говорить, что статья моя неясна; я готов ее вам разъяснить, по возможности. Я,
может быть, не ошибусь, предполагая, что вам, кажется, того и хочется; извольте-с.
По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия вследствие каких-нибудь комбинаций
никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни
одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на
пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан… устранить этих