Page 203 - Преступление и наказание
P. 203

Он  был  еще  очень  молод,  одет  как  простолюдин,  роста  среднего,  худощавый,  с
               волосами, обстриженными в кружок, с тонкими, как бы сухими чертами лица. Неожиданно
               оттолкнутый им человек первый бросился было  за ним в комнату и  успел  схватить его за
               плечо: это был конвойный; но Николай дернул руку и вырвался от него еще раз.
                     В  дверях  затолпилось  несколько  любопытных.  Иные  из  них  порывались  войти.  Всё
               описанное произошло почти в одно мгновение.
                     — Прочь, рано еще! Подожди, пока позовут!.. Зачем его раньше привели? — бормотал
               в крайней досаде, как бы сбитый с толку Порфирий Петрович. Но Николай вдруг стал на
               колени.
                     — Чего ты? — крикнул Порфирий в изумлении.
                     — Виноват!  Мой  грех!  Я  убивец! —  вдруг  произнес  Николай,  как  будто  несколько
               задыхаясь, но довольно громким голосом.
                     Секунд  десять  продолжалось  молчание,  точно  столбняк  нашел  на  всех;  даже
               конвойный  отшатнулся  и  уже  не  подходил  к  Николаю,  а  отретировался  машинально  к
               дверям и стал неподвижно.
                     — Что такое? — вскричал Порфирий Петрович, выходя из мгновенного оцепенения.
                     — Я… убивец… — повторил Николай, помолчав капельку.
                     — Как… ты… Как… Кого ты убил?
                     Порфирий Петрович, видимо, потерялся.
                     Николай опять помолчал капельку.
                     — Алену  Ивановну  и  сестрицу  ихнюю,  Лизавету  Ивановну,  я…  убил…  топором.
               Омрачение нашло… — прибавил он вдруг и опять замолчал. Он всё стоял на коленях.
                     Порфирий Петрович несколько мгновений стоял, как бы вдумываясь, но вдруг опять
               вспорхнулся  и  замахал  руками  на  непрошеных  свидетелей.  Те  мигом  скрылись,  и  дверь
               притворилась. Затем он поглядел на стоявшего в углу Раскольникова, дико смотревшего на
               Николая,  и  направился  было  к  нему,  но  вдруг  остановился,  посмотрел  на  него,  перевел
               тотчас же свой взгляд на Николая, потом опять на Раскольникова, потом опять на Николая и
               вдруг, как бы увлеченный, опять набросился на Николая.
                     — Ты мне что с своим омрачением-то вперед забегаешь? — крикнул он на него почти
               со злобой. — Я тебя еще не спрашивал: находило или нет на тебя омрачение… говори: ты
               убил?
                     — Я убивец… показание сдаю… — произнес Николай.
                     — Э-эх! Чем ты убил?
                     — Топором. Припас.
                     — Эх, спешит! Один?
                     Николай не понял вопроса.
                     — Один убил?
                     — Один. А Митька неповинен и всему тому непричастен.
                     — Да не спеши с Митькой-то! Э-эх!
                     — Как  же  ты,  ну,  как  же  ты  с  лестницы-то  тогда  сбежал?  Ведь  дворники  вас обоих
               встретили?
                     — Это  я  для  отводу…  тогда…  бежал  с  Митькой, —  как  бы  заторопясь  и  заранее
               приготовившись, ответил Николай.
                     — Ну,  так  и  есть! —  злобно  вскрикнул  Порфирий, —  не  свои  слова  говорит! —
               пробормотал он как бы про себя и вдруг опять увидал Раскольникова.
                     Он,  видимо,  до  того  увлекся  с  Николаем,  что  на  одно  мгновение  даже  забыл  о
               Раскольникове. Теперь он вдруг опомнился, даже смутился…
                     — Родион  Романович,  батюшка!  Извините-с, —  кинулся  он  к  нему, —  этак  нельзя-с;
               пожалуйте-с… вам тут нечего… я и сам… видите, какие сюрпризы!.. пожалуйте-с!..
                     И, взяв его за руку, он показал ему на дверь.
                     — Вы, кажется, этого не ожидали? — проговорил Раскольников, конечно, ничего еще
               не понимавший ясно, но уже успевший сильно ободриться.
   198   199   200   201   202   203   204   205   206   207   208