Page 60 - Преступление и наказание

— Пожалуй…
— Я ведь в судебные следователи готовлюсь! Тут очевидно, оч-че-в-видно что-то не
так! — горячо вскричал молодой человек и бегом пустился вниз по лестнице.
Кох остался, пошевелил еще раз тихонько звонком, и тот звякнул один удар; потом
тихо, как бы размышляя и осматривая, стал шевелить ручку двери, притягивая и опуская ее,
чтоб убедиться еще раз, что она на одном запоре. Потом пыхтя нагнулся и стал смотреть в
замочную скважину; но в ней изнутри торчал ключ и, стало быть, ничего не могло быть
видно.
Раскольников стоял и сжимал топор. Он был точно в бреду. Он готовился даже драться
с ними, когда они войдут. Когда стучались и сговаривались, ему несколько раз вдруг
приходила мысль кончить всё разом и крикнуть им из-за дверей. Порой хотелось ему начать
ругаться с ними, дразнить их, покамест не отперли. «Поскорей бы уж»! — мелькнуло в его
голове.
— Однако он, черт…
Время проходило, минута, другая — никто не шел. Кох стал шевелиться.
— Однако черт!.. — закричал он вдруг и в нетерпении, бросив свой караул, отправился
тоже вниз, торопясь и стуча по лестнице сапогами. Шаги стихли.
— Господи, что же делать!
Раскольников снял запор, приотворил дверь — ничего не слышно, и вдруг, совершенно
уже не думая, вышел, притворил как мог плотнее дверь за собой и пустился вниз.
Он уже сошел три лестницы, как вдруг послышался сильный шум ниже, — куда
деваться! Никуда-то нельзя было спрятаться. Он побежал было назад, опять в квартиру.
— Эй, леший, черт! Держи!
С криком вырвался кто-то внизу из какой-то квартиры и не то что побежал, а точно
упал вниз, по лестнице, крича во всю глотку:
— Митька! Митька! Митька! Митька! Митька! Шут те дери-и-и!
Крик закончился взвизгом; последние звуки послышались уже на дворе; всё затихло.
Но в то же самое мгновение несколько человек, громко и часто говоривших, стали шумно
подниматься на лестницу. Их было трое или четверо. Он расслышал звонкий голос молодого.
«Они!»
В полном отчаянии пошел он им прямо навстречу: будь что будет! Остановят, всё
пропало, пропустят, тоже всё пропало: запомнят. Они уже сходились; между ними
оставалась всего одна только лестница — и вдруг спасение! В нескольких ступеньках от
него, направо, пустая и настежь отпертая квартира, та самая квартира второго этажа, в
которой красили рабочие, а теперь, как нарочно, ушли. Они-то, верно, и выбежали сейчас с
таким криком. Полы только что окрашены, среди комнаты стоят кадочка и черепок с краской
и с мазилкой. В одно мгновение прошмыгнул он в отворенную дверь и притаился за стеной,
и было время: они уже стояли на самой площадке. Затем повернули вверх и прошли мимо, в
четвертый этаж, громко разговаривая. Он выждал, вышел на цыпочках и побежал вниз.
Никого на лестнице! Под воротами тоже. Быстро прошел он подворотню и повернул
налево по улице.
Он очень хорошо знал, он отлично хорошо знал, что они, в это мгновение, уже в
квартире, что очень удивились, видя, что она отперта, тогда как сейчас была заперта, что они
уже смотрят на тела и что пройдет не больше минуты, как они догадаются и совершенно
сообразят, что тут только что был убийца и успел куда-нибудь спрятаться, проскользнуть
мимо них, убежать; догадаются, пожалуй, и о том, что он в пустой квартире сидел, пока они
вверх проходили. А между тем ни под каким видом не смел он очень прибавить шагу, хотя
до первого поворота шагов сто оставалось. «Не скользнуть ли разве в подворотню
какую-нибудь и переждать где-нибудь на незнакомой лестнице? Нет, беда! А не забросить ли
куда топор? Не взять ли извозчика? Беда! беда!»
Наконец вот и переулок; он поворотил в него полумертвый; тут он был уже наполовину
спасен и понимал это: меньше подозрений, к тому же тут сильно народ сновал, и он стирался