Page 136 - СКАЗКИ

ни двора, чисто!..» – Так вот оно, – прибавил рассудительно заяц, – мужичья-то жизнь как
оборачивается! Сейчас он – мужик, а сейчас – солдат, и то и другое житьем называется.
Так-то вот и с нами, зайцами…
– Неужто ж и вас в солдаты отдают?– спросила лиса, точно сейчас проснулась.
– Нет, нас едят,– ответил заяц как можно веселее.
– И я тоже думаю, потому что какие же вы солдаты! хуже старинной гарнизы, которую
славный генерал Бибиков «негодницей» звал. И дядю-то твоего, поди, солдат под конец
съел?
– Нет, солдат-то умер, а дядя в ту пору бежал. Пришел домой, а заячьей работы
работать не может – отвык. И тетка задаром кормить его не согласна. Вот он однажды и
надумал: «Пойду в село на базар, буду комедии представлять». Да только что зачал
«кавалерийскую рысь» на барабане отхватывать – его собаки и разорвали!
– И поделом: зачем публику беспокоил. Впрочем, ведь дядя-то твой, чай, и зараньше
знал, что когда-нибудь да съедят его. Не собаки, так волк, не волк, так лисица. Резолюция-то
вам все одна. Ну, а покуда что, скажи мне: лисицы-то каковы в вашей стороне? Лихи, чай?
– В нашей стороне лисицы, нужно правду сказать, даже очень лихи. Я-то ни с одной
близко не встречался, а видел, как однажды лисицу, у меня на глазах, охотничек заполевал.
И, признаться…
Заяц хотел сказать: «обрадовался», но спохватился и обробел; однако лиса отгадала его
мысль.
– Вот ведь ты кровопивец какой!– укорила она его и так больно укусила ему бок, что из
раны полилась кровь.
– Ах!– взвизгнул заяц от боли, но в одну минуту сдержал себя и молодецки
поправился,– это я, ваше высокое степенство, о тамошних лисах говорю, а здешние лисицы,
сказывают, добрые.
– Ой ли?
– Верно говорю. В прошлом году у нас в лесу зайчик-сирота остался, так одна лисица
его с своими детьми, слышь, воспитала.
– Вырастила, значит, и выпустила? Где же он теперь, сиротка-то ваш?
– Кто его знает, где он теперь… Пропал будто. Поворовывать, говорят, начал,
скружился, а наконец, и лисицу молоденькую соблазнил. За это будто бы его старуха-лисица
и съела.
– Я его съела, я – та самая лисица и есть, о которой ты слышал. Только не за то я его
съела, что он скружился и в разврат впал, а за то, что пора его приспела.
Лисица на минуту задумалась и щелкнула зубами, поймав блоху. Потом, не торопясь,
встала, встряхнулась и совершенно добродушно спросила зайца:
– А теперь, как ты полагаешь, кого я есть буду?
Умен был заяц, а не угадал. Или, лучше сказать, у него тогда же в уме мелькнуло: «Вот
оно, заячье-то житье… начинается!»– но ему смерть не хотелось даже самому себе
признаться в этом.
– Не знаю,– ответил он.
Однако и по лицу, и по голосу его так было явно, что он лжет, что лиса не на шутку
рассердилась.
– Вот ты какой лгун!– сказала она.– Мне про тебя и невесть чего наговорили: и
филозоф-то ты, и сердцеведец-то, а выходит, что ты самый обыкновенный, плохой зайчонко!
Тебя буду есть! тебя, сударь, тебя!
Лиса отпрянула назад и сделала вид, что вот-вот сейчас бросится на зайца и съест. Но

Заяц, очевидно, говорит про очень старинные времена, когда солдатская служба продолжалась не меньше 20
лет и когда рекрутов, из опасения, чтобы они не бежали в дороге, забивали в колодки. (Примеч. М. Е.
Салтыкова-Щедрина.)
Пропонтировать – здесь: прошагать.