Page 137 - СКАЗКИ

вслед за тем она села и, как ни в чем не бывало, начала задней ногой за ухом чесать.
– А может быть, ты и помилуешь? – вполголоса сделал робкое предположение заяц.
– Час от часу не легче!– еще пуще рассердилась лиса,– где ты это слыхал, чтобы
лисицы миловали, а зайцы помилование получали? Разве для того мы с тобой, фофан
note_178 ты этакой, под одним небом живем, чтобы в помилованья играть… а?
– Ну, тетенька, примеры-то эти бывали! – настаивал заяц, все еще хорохорясь. Но тут
же, впрочем, упал духом и затосковал.
Вспомнилось ему, как он из конца в конец бегал, словно мужик-раскольщик, «вышнего
града взыскуя»; как он по целым суткам в дупле, не евши, дрожал; как однажды, от лихого
зверя спасаясь, он в подполицу к мужику расскакался, да благо в ту пору великий пост был,
мужик-от его и выпустил. Вспомнил про своих зайчих-любушек, как он вместе с ними зайчат
зоблил, и как ни с одной порядком даже надышаться не успел. И, вспоминая, то и дело
втихомолку твердил:
– Ах, кабы пожить! Ах, кабы хоть чуточку еще пожить! А лиса, тем временем, и
взаправду приятный сюрприз зайцу приготовила.
– Слушай, подлый зайчишко,– сказала она,– я ведь думала, что ты в самом деле
филозоф, а тебя между тем, вишь, как от одной мысли о смерти коробит. Так вот я какую для
тебя вольготу придумала. Отойду я на четыре сажени вперед, сяду к тебе задом и не буду на
тебя, на гаденка этакого, целых пять минут смотреть. А ты в это время старайся мимо меня
так пробежать, чтобы я тебя не поймала. Успеешь улизнуть – твоя взяла; не успеешь – сейчас
тебе резолюция готова.
– Ах, тетенька, где уже мне!
– Глупый! ежели и не улизнешь, так все-таки время проведешь. Делом займешься,
потрафлять будешь – ан тоски-то и убавится. Все равно, как солдат на войне: потрафляет да
потрафляет – смотришь, ан и пропал!
Заяц подумал-подумал и должен был согласиться, что лиса хорошо придумала. Между
делом быть съеденным все-таки вольготнее, нежели в томительно-праздном ожидании.
Настоящая-то заячья смерть именно такова и есть, чтобы на всем скаку: бежишь во весь
опор, ан тут тебе и капут.
«Ничего ты не понимашь, что с тобой делается, а тебя вдруг пополам разорвали!–
соображал заяц и машинально прибавил,– а может быть…»
– Ну, эти фантазии-то ты оставь! – предупредила его лиса, угадав неясную надежду,
мелькнувшую у него в голове. – Ты лучше уж без фантазий… раз, два, три! господи
благослови, начинай!
Сказавши это, лиса отошла на четыре сажени вперед, предварительно посадивши зайца
задом к частому-частому кустарнику, чтобы никак он не мог назад убежать, а бежал бы не
иначе, как мимо нее.
Села лисица и занялась своим делом, словно и не видит зайца. Но заяц нимало не
сомневался, что если б она и еще на четыре сажени вперед отошла, то и тогда ни одно
самомалейшее его движение не ускользнуло бы от нее. Несколько раз он вскакивал на ноги и
уши на спину складывал; несколько раз он весь собирался в комок, намереваясь сделать
какой-то диковинный скачок, благодаря которому он сразу очутился бы вне преследования;
но уверенность, что лиса, и не видя, все видит, приводила его в оцепенение. Тем не менее
лиса все-таки была, по-своему, права: у зайца, действительно, нашлось заячье дело, которое
в значительной мере агонию его смягчило.
Наконец урочные пять минут истекли, застав зайца неподвижным на прежнем месте и
всецело погруженным в созерцание своего заячьего дела.
– Ну, теперь давай, заяц, играть!– предложила лисица.
Начали они играть. С четверть часа лисица прыгала вокруг зайца: то укусит его и

note_178
Фофан – см. примеч. 7 на с. 249 наст. изд.