Page 38 - СКАЗКИ

не шелохнется, словно натуральную повинность исправляет. А вот и малыш – а поди как
плачет: хочется ему жить! Ах, видно, и всем эта распостылая жизнь сладка! Вот и он, волк, –
стар-стар, а все бы годков еще с сотенку пожил!
И припомнились ему тут слова Топтыгина: «На твоем бы месте я не жизнь, а смерть за
благо для себя почитал…» Отчего так? Почему для всех других земных тварей жизнь –
благо, а для него она – проклятие и позор?
И, не дождавшись ответа, выпустил из пасти ягненка, а сам побрел, опустив хвост, в
логово, чтобы там на досуге умом раскинуть.
Но ничего ему этот ум не выяснил, кроме того, что он уж давно знал, а именно: что
никак ему, волку, иначе прожить нельзя, как убийством и разбоем.
Лег он плашмя на землю и никак улежать не может. Ум – одно говорит, а нутро –
чем-то другим загорается. Недуги, что ли, его ослабили, старость ли в разор разорила, голод
ли измучил, только не может он прежней власти над собой взять. Так и гремит у него в ушах:
«Проклятый! дешегуб! живорез1» Что ж в том, что он за собой вольной вины не знает? ведь
проклятий-то все-таки не заглушишь! Ох, видно, правду сказал медведь: только и остается,
что руки на себя наложить!
Так ведь и тут опять горе: зверь – ведь он даже рук на себя наложить не умеет. Ничего
сам собой зверь не может: ни порядка жизни изменить, ни умереть. Живет он, словно во сне,
и умрет – словно во сне же. Может быть, его псы растерзают или мужик подстрелит; так и
тут он только захрапит да корчей его на мгновенье сведет – и дух вон. А откуда и как пришла
смерть – он и не догадается.
Вот разве голодом он себя изведет… Нынче он уж и за зайцами гоняться перестал,
только около птиц ходит. Поймает молодую ворону или витютня – только этим и сыт. Так
даже и тут прочие витютни хором кричат: «Проклятый! проклятый! проклятый!»
Именно проклятый. Ну, как-таки только затем жить, чтобы убивать и разбойничать?
Положим, несправедливо его проклинают, нерезонно: не своей волей он разбойничает, – но
как не проклинать! Сколько он зверья на своем веку погубил! сколько баб, мужиков
обездолил, на всю жизнь несчастными сделал!
Много лет он в этих мыслях промучился; только одно слово в ушах его и гремело:
«Проклятый! проклятый! проклятый!» Да и сам себе он все чаще и чаще повторял: «Именно
проклятый! проклятый и есть; душегуб, живорез!» И все-таки, мучимый голодом, шел на
добычу, душил, рвал и терзал…
И начал он звать смерть. «Смерть! смерть! хоть бы ты освободила от меня зверей,
мужиков и птиц! Хоть бы ты освободила меня от самого себя!» – день и ночь выл он, на небо
глядючи. А звери и мужики, слыша его вой, в страхе вопили: «Душегуб! душегуб! душегуб!»
Даже небу пожаловаться он не мог без того, чтоб проклятья на него со всех сторон не
сыпались.
Наконец смерть сжалилась-таки над ним. Появились в той местности «лукаши" note_52
, и соседние помещики воспользовались их прибытием, чтоб устроить на волка охоту. Лежит
однажды волк в своем логове и слышит – зовут. Он встал и пошел. Видит: впереди путь
вехами означен, а сзади и сбоку мужики за ним следят. Но он уже не пытался прорваться, а
шел, опустив голову, навстречу смерти…
И вдруг его ударило прямо между глаз. Вот она… смерть-избавительница!

8
ДОБРОДЕТЕЛИ И ПОРОКИ

note_52
«Лукаши» – мужички из Великолуцкого уезда Псковской губернии, которые занимаются изучением
привычек и нравов лесных зверей и потом предлагают охотникам свои услуги для облав. (Примеч. М. Е.
Салтыкова-Щедрина.)

8 ---