Page 73 - СКАЗКИ

поставили огороды сторожить.
В это же самое время отобрали у воронят азбуку-копейку, истолкли оную в ступе и из
полученной массы наделали игральных карт.
Дальше – больше. За совами и филинами последовали скворцы, коростели, попугаи,
чижи… Даже глухого тетерева заподозрили в «образе мыслей» на том основании, что он
днем молчит, а ночью спит…
Дворня опустела. Остались орел с орлицею и при них ястреб да коршун. А вдали –
масса воронья, которое бессовестно плодилось. И чем больше плодилось, тем больше
накоплялось на нем недоимок.
Тогда коршун с ястребом, не зная, кого изводить (воронье в счет не полагалось), стали
изводить друг друга. И всё на почве наук. Ястреб донес, что коршун, по секрету, читает
часослов, а коршун съябедничал, что у ястреба в дупле «Новейший песенник» спрятан.
Орел смутился…
Но тут уж сама История ускорила– свое течение, чтоб положить конец этой сумятице.
Произошло нечто необыкновенное. Увидев, что они остались без призора, вороны вдруг
спохватились: «А что бишь на этот счет в азбуке-копейке сказано?» И не успели порядком
припомнить, как тут же инстинктивно снялись всем стадом с места и полетели.
Погнался за ними орел, да не тут-то было: сладкое помещичье житье до того его
изнежило, что он едва крыльями мог шевелить.
Тогда он повернулся к орлице и возгласил:
– Сие да послужит орлам уроком!
Но что означало в данном случае слово «урок»: то ли, что просвещение для орлов
вредно, или то, что орлы для просвещения вредны, или, наконец, и то и другое вместе – об
этом он умолчал.

КАРАСЬ-ИДЕАЛИСТ 13

13 ---

Впервые: XXV лет. 1859-1884. Сборник, изданный Комитетом Общества для пособия
нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884. С. 401-412; в качестве первого номера,
вместе со сказками «Добродетели и Пороки» и «Обманщик-газетчик и легковерный
читатель». Подпись: Н. Щедрин (см. с. 253, 255).
Автографы и корректуры не сохранились. При последующих перепечатках текст сказки
не изменялся.
Сказка предназначалась для мартовского номера «Отечественных записок» за 1884 г.,
откуда была изъята Салтыковым, опасавшимся цензурных репрессий.
Идеи, проповедуемые карасем, несомненно близки мировоззрению самого писателя и
вообще передовой части русской интеллигенции того времени. Это, во-первых, вера в
возможность осуществления идеала социалистического равенства, вера в достижение
социальной гармонии, глубокое убеждение в том, что всеобщее счастье – не праздная
фантазия мечтательных умов, что оно рано или поздно сделается общим достоянием.
Во-вторых, твердость и последовательность социалистических убеждений, готовность к
самопожертвованию. В годы ренегатства, малодушия, отступничества интеллигенции от
передовых идеалов это качество карася-идеалиста было особенно драгоценным, поэтому он
становится выразителем положительных идеалов самого сатирика, пропагандистом самых
сокровенных идей писателя-социалиста.
Но в убеждениях карася-идеалиста эти сильные стороны переплетаются со слабыми,
обрекающими на провал его высокие мечтания, его надежды на осуществление
социалистического идеала. Он считает социальное зло простым заблуждением умов. Ему
представля ется, что щуки «к голосу правды не глухи» и что смелая пропаганда добродетели
«самую лютую щуку в карася превратит». На таком идеалистическом понимании причин