Page 99 - СКАЗКИ
P. 99
После этого Изуверов разыграл передо мной еще два «представления»: одно-под
названием «Наказанный Гордец», другое – «Нерассудительный Выдумщик, или Сделай
милость, остановись!» Я, впрочем, не буду в подробности излагать здесь сценарий этих
представлений, а ограничусь лишь кратким рассказом их содержания.
Пьеса «Наказанный Гордец» начиналась тем, что коллежский асессор появился в
телеге, запряженной тройкой лихих лошадей, и с чрезвычайной быстротой проскакал
несколько кругов по верстаку. Едва въехал он на сцену, как во всю мочь заорал: «Го-го-го!»,
объявил, что едет на усмирение, и дал ямщику тумака в спину. На нем было форменное
пальто с светлыми пуговицами и фуражка с кокардой на голове; в левой руке он держал
мешок с выбитыми, по разным административным соображениям, зубами, а правую имел в
готовности. Несмотря на захватывающую дух езду, он ни на минуту не переставал гоготать,
мерно ударяя ямщика в спину, вылущивая ему зубы и лишая волос. Наконец частные
членовредительства, по-видимому, показались ему мало действительными и он решил
покончить с ямщиком разом. Снял с него голову и бросил ее в кусты. Почуяв свободу,
лошади бешено рванули вперед, и я уж предвидел минуту, когда телега и ее утлый седок
будут безжалостно растрепаны; но, к счастию, станция была уже близко. Повинуясь
инстинкту, лошади, как вкопанные, остановились перед станционным столбом и тотчас же
все три поколели. Покуда «Гордец» скакал последние полверсты, я заметил, что на
станционном дворе происходило какое-то чрезвычайно суетливое движение; но когда тройка
подскакала и раздалось раскатистое «го-го-го!», то никто на этот оклик не ответил.
«Гордец», закинув голову назад, ходил взад и вперед, держа в руках часы и твердо
уверенный, что через минуту новая перекладная будет подана. Но урочная минута прошла, и
никакого движения не проявлялось. Тогда «Гордец» удивленно огляделся кругом, и унылая
картина предстала очам его…
Почтовый двор стоял одиноко в лесу, и внутри его все словно умерло. Какие-то
таинственные звуки доносились со двора, не то шепот, не то фырканье, да слышно было, что
где-то вдали, в лесной чаще, аукается леший. «Гордец» отлично понял, что тут кроется
противодействие властям, и сейчас же бросился на розыски. Действительно, не прошло и
минуты, как он вытащил за шиворот из потаенных убежищ писаря и четверых ямщиков. И,
по мере того как вытаскивал, немедленно лишал их жизни даже без допроса. Когда же лишил
жизни последнего ямщика, то вновь возопил: «Го-го-го!», думая, что теперь-то уж
непременно выедет готовая перекладная. Однако и на этот оклик никто не явился. Тогда, вне
себя от гнева, он поймал петуха и оторвал ему голову; потом, завидев бегущую собаку,
погнался за ней, догнал и разорвал на части. Но и это не помогло.
Между тем времени прошло немало; на землю спустились сумерки, и в глубине леса
показалось стадо голодных волков. Впервые в голове «Гордеца» блеснула мысль, что если б
он не заботился так много об ограждении прерогатив власти, то, вероятно, в эту минуту
преспокойно продолжал бы путь, а может быть, доехал бы уж до места. А волки между тем,
почуяв убиенных, подходили всё ближе и ближе и подняли, наконец, такой надрывающий
душу вой, что даже вороны, облепившие в чаянии пира, соседнюю сосну, поняли, что тут
взятки гладки, и, с шумом снявшись с дерева, полетели дальше.
Мрак сгущался, волки выли, лес начинал гудеть… Долго крепился «Гордец», все
думал: «Не может этого быть!» – но наконец заплакал. Плакал он много и горько, плакал
безнадежно, как человек, который неожиданно понял, сколько жестокого, сатанински
бессмысленного заключает в себе акт лишения жизни. И, плача, вспоминал папеньку,
маменьку, братцев, сестриц и горько взывал к ним: «Где вы?» Потом обратился мыслью к
начальникам и тоже вопиял: «Где вы?» И среди этой агонии слез – кощунствовал, говорил:
«А ведь управлять и опустошать – не одно и то же!»
Но тут совершилось нечто ужасное. Стая волков настолько приблизилась, что
совершенно заслонила собой «Гордеца». Еще минута – и на пороге станционного дома
валялась одна фуражка, украшенная кокардою…
Содержание «Нерассудительного Выдумщика» было несколько сложнее.