Page 113 - Война и мир 1 том

домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой,
кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за
фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с
вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в
кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой
колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа.
Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из-под фартука и,
махая худыми руками, выскочившими из-под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я
лекарская жена 7-го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, –
заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал
князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду…
Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто
такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты,
назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного
бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за
лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что
называется ridicule [ смешное] , но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер
договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом
подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из-воль-те про-пус-тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей
его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи-тельной
сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть
хоть на минуту, съесть что-нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие
его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома,
когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого.
Несвицкий, пережевывая что-то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших
что-то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На
их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства.
Выражение это особенно заметно было на всегда-смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже
приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего-нибудь.