Page 115 - Война и мир 1 том
P. 115
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к
себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо-привычным жестом
перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в
шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал
он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне
остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры
самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением
проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда
его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы
говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине
от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала
ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих
людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел
задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов
обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою
насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором,
об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых
женщинах.
XIV
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1-го ноября известие, ставившее командуемую
им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных
силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками,
шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то
полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его
сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом.
Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то
он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на
сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в
Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на
этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным
принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем,
втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на
Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст.
Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение
армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю
армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со
всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше,