Page 143 - Война и мир 1 том

как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё
решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые
мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим
зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке
и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего
больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так
дерзко вызывающе-счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это
меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это
счастие!»
Среди тех ничтожно-мелких, искусственных интересов, которые связывали это
общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и
женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их
искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление –
очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали
то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и
на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей
сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его.
Он находился в состоянии человека, углубленного в какое-нибудь занятие. Он ничего ясно
не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе
отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я
знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно
свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу
обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер,
взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего-то. Ему неловко было, что он один занимает
внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом
какой-то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал
он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал
вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не
остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься.
Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит,
видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что
это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого-то и смотрят так на него, и он,
счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему
счастью. Вдруг какой-то голос, чей-то знакомый голос, слышится и говорит ему что-то
другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя,
когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты
рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен.
«Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам
улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто
нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и
некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного
занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя.
Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его
дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал