Page 38 - Война и мир 1 том
P. 38

слезах.
                     – Это  ужасно!  ужасно! –  говорила  она, –  но  чего  бы  мне  ни  стоило,  я  исполню  свой
               долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего
               мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon
               prince, que le bon Dieu vous soutienne… [    Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
                     – Adieu, ma bonne, [    Прощайте, моя милая,]   – отвечал князь Василий, повертываясь
               от нее.
                     – Ах,  он  в  ужасном  положении, –  сказала  мать  сыну,  когда  они  опять  садились  в
               карету. – Он почти никого не узнает.
                     – Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
                     – Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
                     – Но почему вы думаете, что он оставит что-нибудь нам?
                     – Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
                     – Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
                     – Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.



                                                             XVII

                     Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому,
               графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
                     – Что  вы,  милая, –  сказала  она  сердито  девушке,  которая  заставила  себя  ждать
               несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
                     Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому
               была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
                     – Виновата-с, – сказала горничная.
                     – Попросите ко мне графа.
                     Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
                     – Ну, графинюшка! Какое saute  au madere  [    сотэ на мадере]   из  рябчиков будет, ma
               chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
                     Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
                     – Что прикажете, графинюшка?
                     – Вот  что,  мой  друг, –  что  это  у  тебя  запачкано  здесь? –  сказала  она,  указывая  на
               жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
                     Лицо ее стало печально.
                     – Ах, графинюшка!…
                     И граф засуетился, доставая бумажник.
                     – Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
                     И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
                     – Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди,
               уверенные,  что  те,  кого  они  кличут,  стремглав  бросятся  на  их  зов. –  Послать  ко  мне
               Митеньку!
                     Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми
               его делами, тихими шагами вошел в комнату.
                     – Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. –
               Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных,
               как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
                     – Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
                     – Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать,
               что…  Впрочем,  не  извольте  беспокоиться, –  прибавил  он,  заметив,  как  граф  уже  начал
               тяжело  и  часто  дышать,  что  всегда  было  признаком  начинавшегося  гнева. –  Я  было  и
   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43