Page 40 - Война и мир 1 том
P. 40

занятие,  за  исключением  игры  в  бостон,  которую  он  очень  любил,  было  положение
               слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
                     – Ну,  как  же,  батюшка,  mon  tres  honorable  [    почтеннейший]    Альфонс  Карлыч, –
               говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые
               народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous
               faire  des  rentes  sur  l'etat,  [    Вы  рассчитываете  иметь  доход  с  казны,]    с  роты  доходец
               получать хотите?
                     – Нет-с,  Петр  Николаич,  я  только  желаю  показать,  что  в  кавалерии  выгод  гораздо
               меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
                     Берг  говорил  всегда  очень  точно,  спокойно  и  учтиво.  Разговор  его  всегда  касался
               только его одного;  он всегда спокойно молчал,  пока говорили о чем-нибудь, не имеющем
               прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая
               и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его
               лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
                     – Сообразите  мое  положение,  Петр  Николаич:  будь  я  в  кавалерии,  я  бы  получал  не
               более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, –
               говорил он с радостною, приятною  улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для
               него  было  очевидно,  что  его  успех  всегда  будет  составлять  главную  цель  желаний  всех
               остальных людей.
                     – Кроме  того,  Петр  Николаич,  перейдя  в  гвардию,  я  на  виду, –  продолжал  Берг, –  и
               вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться
               из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская
               колечко.
                     – La balance у est… [   Баланс установлен…]    Немец на обухе молотит хлебец, comme
               dit le рroverbe,  [    как говорит пословица,]    –  перекладывая янтарь на другую сторону ртa,
               сказал Шиншин и подмигнул графу.
                     Граф  расхохотался.  Другие  гости,  видя,  что  Шиншин  ведет  разговор,  подошли
               послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том,
               как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в
               военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень
               легко  быть  ротным,  и  как  в  полку  все  любят  его,  и  как  его  папенька  им  доволен.  Берг,
               видимо,  наслаждался,  рассказывая  всё  это,  и,  казалось,  не  подозревал  того,  что  у  других
               людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило-степенно,
               наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
                     – Ну,  батюшка,  вы  и  в  пехоте,  и  в  кавалерии,  везде  пойдете  в  ход;  это  я  вам
               предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
                     Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.


                     Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного
               разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и
               не  молчать,  чтобы  показать,  что  они  нисколько  не  нетерпеливы  сесть  за  стол.  Хозяева
               поглядывают  на  дверь  и  изредка  переглядываются  между  собой.  Гости  по  этим  взглядам
               стараются  догадаться,  кого  или  чего  еще  ждут:  важного  опоздавшего  родственника  или
               кушанья, которое еще не поспело.
                     Пьер  приехал  перед  самым  обедом  и  неловко  сидел  посредине  гостиной  на  первом
               попавшемся кресле, загородив всем дорогу.  Графиня хотела заставить его говорить, но он
               наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого-то, и односложно отвечал на все
               вопросы  графини.  Он  был  стеснителен  и  один  не  замечал  этого.  Большая  часть  гостей,
               знавшая  его  историю  с  медведем,  любопытно  смотрели  на  этого  большого  толстого  и
               смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с
               квартальным.
   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45