Page 107 - Война и мир 2 том

– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и
будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с
матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как
бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было
ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока
Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом,
выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были
одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю.
Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он
очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем
вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя
вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что
графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей
особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе
нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и
сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала
ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего
сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая:
«январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать,
которая нежным взглядом смотрела на дочь и из-за этого созерцания, казалось, забыла всё,
что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким
близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят,
и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а
теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто
ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?