Page 117 - Война и мир 2 том

Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось
вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно
и могло бы быть смешно; но чего-то, того самого, что составляет соль веселья, не только не
было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал
дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю
Андрею.
Мужчины, по-английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося
разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же
мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая
отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к
разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее
винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая
пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и
прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и
тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный
талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить
французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и
несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов,
подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к
себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего-нибудь от Сперанского и от всей своей
деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал
Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя
Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти
четыре месяца, как будто что-то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю
своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались
умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и
представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг;
вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё
касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось
всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он
озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало
совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою
поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона-старосту, и приложив к ним права лиц, которые
он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься
такой праздной работой.

XIX

На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был,
и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме
законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось
видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное