Page 167 - Война и мир 2 том
P. 167
Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и
уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей
столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он
по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на
замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с
которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей,
могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в
этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М-lle
Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей
неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в
Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей,
когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти
братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре
светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала,
вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской
барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или
никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по
четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей
не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый
эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера,
жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем
было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это
время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение
приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем
испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже
большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время
для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих
отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего
отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча
племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так
хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что
вот-вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика
вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила
в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и
Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и
отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла
княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в
последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели
бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее
положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за
то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что
она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более
всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m-lle Bourienne.
Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына,
мысль-шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо
понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для
того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m-lle Bоurienne и выказывал свое
недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при
ней это сделал), старый князь поцеловал у m-lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял
лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m-lle
Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что-то весело рассказывая своим приятным