Page 173 - Война и мир 2 том
P. 173

головой.
                     – Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
                     – Я слышал, что они на-днях будут, – сказал Пьер.
                     Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы,
               сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.



                                                              V

                     Женитьба на богатой невесте в Петербурге  не  удалась Борису и он с этой же целью
               приехал  в  Москву.  В  Москве  Борис  находился  в  нерешительности  между  двумя  самыми
               богатыми  невестами  –  Жюли  и  княжной  Марьей.  Хотя  княжна  Марья,  несмотря  на  свою
               некрасивость,  и  казалась  ему  привлекательнее  Жюли,  ему  почему-то  неловко  было
               ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все
               его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала
               его.
                     Жюли,  напротив,  хотя  и  особенным,  одной  ей  свойственным  способом,  но  охотно
               принимала его ухаживанье.
                     Жюли  было  27  лет.  После  смерти  своих  братьев,  она  стала  очень  богата.  Она  была
               теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо
               больше  привлекательна,  чем  была  прежде.  В  этом  заблуждении  поддерживало  ее  то,  что
               во-первых она стала очень богатой невестой, а во-вторых то, что чем старее она становилась,
               тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не
               принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным
               обществом,  собиравшимся  у  нее.  Мужчина,  который  десять  лет назад  побоялся  бы  ездить
               каждый  день  в  дом,  где  была  17-ти-летняя  барышня,  чтобы  не  компрометировать  ее  и  не
               связать  себя,  теперь  ездил  к  ней  смело  каждый  день  и  обращался  с  ней  не  как  с
               барышней-невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
                     Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом.
               Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в
               особенности мужчин, ужинающих в 12-м часу ночи и засиживающихся до 3-го часу. Не было
               бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные.
               Но,  несмотря  на  это,  Жюли  казалась  разочарована  во  всем,  говорила  всякому,  что  она  не
               верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только
               там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто
               потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не
               случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала
               в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым
               людям  приятно  проводить  время.  Каждый  гость,  приезжая  к  ним,  отдавал  свой  долг
               меланхолическому  настроению  хозяйки  и  потом  занимался  и  светскими  разговорами,  и
               танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных.
               Только  некоторые  молодые  люди,  в  числе  которых  был  и  Борис,  более  углублялись  в
               меланхолическое  настроение  Жюли,  и  с  этими  молодыми  людьми  она  имела  более
               продолжительные  и  уединенные  разговоры  о  тщете  всего  мирского,  и  им  открывала  свои
               альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
                     Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни,
               предлагала  ему  те  утешения  дружбы,  которые  она  могла  предложить,  сама  так  много
               пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и
               написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [
               Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
                     В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
   168   169   170   171   172   173   174   175   176   177   178