Page 7 - Война и мир 2 том

в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим
заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему
нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он
говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где-то, мне еще неизвестных. Еще
успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что-то
унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское
общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с
Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу-гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в
английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому
Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике,
теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и
старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что
редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко
кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и
эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни
при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько
тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало
быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, –
сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми,
коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол.
Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к
вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить
барщину Максимке-садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы
войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но
вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В
дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с
чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в
Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед
сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган
что ли позвать? Ваша братия-военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому
сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и
ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь-то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим
братом-стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да
сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же
что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что
граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у
кого не достанешь. Самого-то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай
ты на Разгуляй – Ипатка-кучер знает – найди ты там Ильюшку-цыгана, вот что у графа
Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.