Page 211 - Война и мир 3 том

Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и
поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous êtes Russe, j'aurai parié que vous êtes Parisien.
Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился
об заклад, что вы парижанин. В вас что-то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять
молча посмотрел.
– J'ai été à Paris, j'y ai passé des années, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] –
сказал Пьер.
– Oh ça se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connaît pas Paris, est un sauvage. Un Parisien,
ça se sent à deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschénois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и
заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au
monde. Vous avez été à Paris et vous êtes resté Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О,
это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две
мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж.
Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрач-
ными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и доб-
родушным человеком.
– Pour en revenir à vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idée d'aller s'enterrer dans
les steppes, quand l'armée française est à Moscou. Quelle chance elles ont manqué celles-là. Vos
moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilisés vous devriez nous connaître mieux que ça.
Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On
nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons à connaître. Et puis l'Empereur! [Но воротимся
к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в
степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики,
я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали
Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят.
Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выра-
жение. – Est-ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la générosité, la clémence, la justice, l'ordre, le génie, voilà l'Empereur!
C'est moi, Ram-ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'étais son ennemi il y a encore huit
ans. Mon père a été comte émigré… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigné. Je n'ai pas
pu résister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce
qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litière de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voilà
un souverain, et je me suis donné à lui. Eh voilà! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des
siècles passés et à venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок,
гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите,
я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня,
этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым
он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас
ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый
великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est-il à Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entrée demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и про-
должал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, кото-
рый пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лоша-