Page 219 - Война и мир 3 том

XXXII

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном
пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве.
Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора,
ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел
ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру
пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь
Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы
его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя
Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати,
он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал:
«Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощу-
пал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудо-
вольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить
князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями
умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве
майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сра-
жении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на
дверь, как бы стараясь что-то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя-то-с? Ничего. Вот вы-то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая
что-то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь
Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы
подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою
он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны,
стали рассматривать это страшное место. Доктор чем-то очень остался недоволен, что-то иначе
переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания
опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту
книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите
на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. –
Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль,
что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что
он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в
избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять,
повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту