Page 26 - Война и мир 3 том

государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необ-
ходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить
войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое
(насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление
народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и при-
нято им как предлог для оставления армии.

Х

Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому,
что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и
что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Напо-
леона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедли-
вым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал
государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef-
d'œuvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица
и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой поме-
щичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, фли-
гель-адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом
Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрис-
ского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта,
вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие-то
ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут.
Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы
вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери
слышались голоса разговаривающих по-немецки и изредка по-французски. Там, в бывшей
гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопреде-
ленность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать.
Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично
для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал-адъ-
ютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским поддан-
ным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который,
как слышал князь Андрей, был la cheville ouvrière [основою] всего дела. Князь Андрей имел
случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гости-
ную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который
нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым,
хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немец-
ких теоретиков-генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805-м году; но он был
типичнее всех их. Такого немца-теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах,
еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения,
с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко
вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены
щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в