Page 76 - Война и мир 3 том
P. 76

двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано
                  распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
                        Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacrée des peuples d'Alexandre,
                  Moscou avec ses innombrables églises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская сто-
                  лица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчис-
                  ленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению
                  Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву-Займищу Наполеон верхом ехал на своем соло-
                  вом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами.
                  Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского плен-
                  ного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с весе-
                  лым лицом остановил лошадь.
                        – Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
                        – Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с
                  большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Très intelligent et bavard! [Очень
                  умный и болтун!]
                        Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал
                  поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Дени-
                  сова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском
                  седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему
                  ехать рядом с собой и начал спрашивать:
                        – Вы казак?
                        – Казак-с, ваше благородие.
                        «Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicité de Napoléon
                  n'avait rien qui pût révéler à une imagination orientale la présence d'un souverain, s'entretint avec la
                  plus extrême familiarité des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором
                  он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть
                  для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильяр-
                  ностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Дей-
                  ствительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен
                  накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен
                  французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, кото-
                  рые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую
                  службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тще-
                  славие и мелочность.
                          Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал.
                  Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
                        Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить
                  его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у
                  него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
                        Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда
                  Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка при-
                  щурился и задумался.
                        Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные
                  Лаврушке, насупился и помолчал.
                        – Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так
                  точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение
                  в оттяжку пойдет.
                        Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnée avant trois jours, les Français la
                  gagneraient, mais que si elle serait donnée plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [ «Ежели
   71   72   73   74   75   76   77   78   79   80   81